— И что? Ты думаешь, меня сожгут на костре вместе с тобой? Все же ты явно лишился разума с перепугу… Я брат короля, и что бы я не совершил, это никогда не станет достоянием гласности, никогда не выйдет за порог камеры пыток. Чем больше ты наговоришь обо мне, тем скорее тебя казнят. А протокол допроса мы все равно сможем подделать. Ты уже предал принца города, хочешь ты того или нет. Как он там говорил?.. Ничья свободная воля не имеет значения?
— За что? За что вы так со мной? — простонал Гибур, хватаясь за голову, — Я помогал вам! Я учил вас магии!
— Дорогой мой аббат, — притворно вздохнул Филипп, — Я всего лишь защищаюсь. Я не хочу умирать, и не хочу участвовать в безумной авантюре твоего предка. Я убил бы его, если бы мог… Но я не могу. Значит, за меня это должны сделать другие.
— Кто?!
— Доминиканцы.
Гибур охнул.
— Узнав о заговоре принца города, его величество король обратится к братству святого Доминика. Эти воинственные монахи ведь умеют должным образом обращаться с вампирами, не так ли? У них для этого достаточно сил и средств. Они выжгут дотла гнездо предводителя вампиров. Никто не спасется. Никто, кроме меня и Лоррена… Ну и тебя, если будешь вести себя правильно.
Гибур подавленно молчал.
— Так что же? Ты поможешь мне? — поторопил его Филипп.
— И что я получу взамен? — спросил Гибур глухо.
— Жизнь.
— Жизнь — в тюрьме?! Я не протяну здесь и недели!
— Отпускать тебя на свободу было бы неразумно, и боюсь, король не согласится. Но ведь тюрьма тюрьме рознь, я позабочусь о том, чтобы тебя поместили в уютные апартаменты, где-нибудь в Бастилии. К примеру, в те, где сидел герцог Бофор во времена фронды. Они не уступают в роскоши дворцовым покоям, ну… разве что только немного. И никто не будет знать, где ты прячешься. В протоколах суда будет значиться, что ты гниешь в Шатле или же и вовсе сожжен. Ну что, подходит тебе мое предложение?
— Как я могу верить, что вы исполните обещание?
— Я даю тебе слово, Гибур.
Аббат скептически скривился, но ничего не сказал. В самом деле, что еще ему оставалось, кроме как верить?
— Будь ты проклят… Будь ты проклят… — бормотал он, мерно биясь головой об осклизлый каменный пол своего узилища, когда Филипп ушел и в его камере снова воцарилась тьма и тишина, — Будь проклят во веки веков…
Из глаз чернокнижника текли слезы.
4.
На следующий день Гибура вызвали на допрос, и он рассказал дознавателям много удивительного и странного, что, строго говоря, не совсем имело отношение к делу, по которому его собирались допрашивать, но явно открывало новые горизонты в расследовании преступлений, связанных с потусторонними силами. Суровые, мрачные господа, обычно не склонные к тому, чтобы выставлять себя дураками, с серьезными лицами слушали жутчайший бред явно обезумевшего чернокнижника о вампирах, которые замыслили заговор против короля. И никто из них не выразил ни словом, ни жестом своего изумления и возмущения, — все были предупреждены, что это дело будет особенным. И все получили высочайшее предписание верить всему, что расскажет безумный аббат, а если и не верить, то хотя бы слушать и, самое главное, скрупулезно записывать каждое его слово и под конец поставить свои подписи под протоколом.