На следующую ночь стражи отправились на поиски Леавана, снабженные волшебной мазью, но не сказать, чтобы это принесло какой-то результат. В городе было множество фэйри, но стражи не обнаружили ни одного сидхэ. То ли Леаван не следил за домом по ночам, то ли прятался как-то слишком хорошо, то ли он вообще был уже где-то далеко отсюда. Филиппа эта неопределенность раздражала, ему нужно было принять решение, и он не знал, что будет лучше: ждать пока Леаван как-то проявит себя или все-таки ехать в Альпы, надеясь на пророчества, которые обещают ему удачу.
Толку от волшебной мази оказалось немного, но, по крайней мере, людей снова начали выпускать из дома, и для них жизнь почти вошла в прежнее русло, — их-то не обещали поубивать, если к исходу третьих суток голова Леавана не будет торчать на пике перед воротами. А вот стражи все больше мрачнели, в конце концов, Гарен заявил Филиппу, что не в состоянии выполнить его приказ и готов последовать за Барро или куда там еще принцу вздумается его отправить.
— Люди патрулируют район днем, каких только фэйри не видели, но сидхэ среди них нет. А уж ночами он точно здесь не показывается — за это я могу поручиться. Думаю, он уехал из города и прячется где-то, возможно, выжидает время, пока мы ослабим бдительность. Если вам нужно ехать в Альпы, делайте это сейчас, а мы здесь будем по-прежнему изображать бурную деятельность. Успеете вернуться так, что он и не заметит вашего отсутствия.
Филипп, в принципе, с этим был согласен. Но проблема была еще в том, кого посадить за руль гробовозки. Кому из людей он может настолько доверять? Никому… Кое-кто из помощников Жака изо всех сил старался занять его место. Кому из них доверял Жак? Никому… Жак именно тем и был хорош, что не доверял никому…
И люди и вампиры после рейдов по городу возвращались совершенно очумевшими и тихо обсуждали что-то между собой, из чего Кристиану удавалось уловить совсем немного, какие-то обрывки фраз, однако, весьма любопытные. «И это была не собака!»… «у него был хвост, длинный черный и чешуйчатый!»… «оно висело на ветке, глазело на прохожих, просто висело и глазело, и никто его не видел!»…
Фантазия рождала какие-то совершенно фантасмагорические картины, и Кристиан был совершенно уверен, что ни за что не удержится, чтобы не пройтись по городу самому, воспользовавшись волшебной мазью. Тем более, что он знал, где эта мазь хранится, и взять немного из баночки ему не представляло труда.
Он пошел бы и один, но в компании как-то веселее, — есть с кем обсудить увиденное, к тому же Катрин, наверняка, тоже захочется посмотреть на странных фэйри, которые «не собака» или «просто висело». Она изображает из себя сурового и умудренного жизнью циника, но на самом деле ей все это ужасно интересно. Хотя… после сеанса психотерапии с Тиалоном Катрин действительно стала какой-то другой, менее импульсивной, более печальной, и не понятно, в чем тут было дело, что так сильно ее потрясло, — то, что она почувствовала за пределами реальности? Или то, что она открыла в себе самой? Кристиан дразнил ее «орком, помеченным белой дланью Сарумана», и просил рассказать, что Тиалон с ней сделал, но Катрин категорически не желала говорить на эту тему.