потом отыскал Кота (он сидел на подоконнике в кабинете и сосредоточенно вылизывал себе шею) и сообщил ему, что мы идем погулять и скоро придем.

— Пойдем поглядим на твоих родственников, — сказал я ему. — Посмотрим на разных, там, тигров и… прочих. Знаешь, какие они здоровые, — Кот перестал вылизываться и взглянул на меня; холодные желтоватые круги его глаз не выражали никаких чувств, казалось, он смотрит вообще не на меня, а куда-то в себя, желая что-то спокойно уяснить для себя, в чем-то спокойно разобраться.

— Да, брат, — кивнул я, — они бывают такие, что только держись… Один удар лапой, и у кого хошь хребет хрустнет. Они, брат… А вообще-то, почему они, — пробормотал я, не отрываясь от круглых фонариков его глаз, горевших ровным, холодноватым и каким-то… яростным светом. — Вы, Ваше Величество…

Кот наклонил голову и уставился на свои лапы — словно согласно кивнул. Из лап высунулись кончики когтей и сразу же убрались обратно. Хвост слегка дрогнул.

— Эй, — раздался из коридора голос Рыжей. — Я готова.

— Ну, бывай, — сказал я Коту. — Скоро придем.

Он равнодушно зевнул, отвернулся и уставился из окна на улицу. Он знал, что мы скоро придем.

Он вообще, много чего знает, мелькнула в голове странноватая мысль, может быть… слишком много.

— Ну, ты долго там будешь рожать? — недовольно окликнула Рыжая уже из прихожей. — Идешь?

— Ползу… Рожденный ползать идти не в силах… — пробормотал я, последний раз глянул на Кота и вышел из кабинета.

* * *

Мы вышли из подъезда, Рыжая взяла меня под руку, тесно прижалась ко мне бедром, и мы медленно двинулись к воротам, мимо нагло развернутой поперек белых полос на асфальте 940-й «Вольвухи» (сама тачка отмыта до блеска, а номера, словно нарочно, грязью замазаны, механически отметил я), мимо стоящего чуть в стороне небольшого Мерседесика (190 SL — компактненький, скромный, но — прелесть), мимо черной 31-й Волги (сверкает, как… начищенный милицейский сапог)…