— Ага, — она быстро закивала, слезла с моих колен, сделала шаг к зеркальным створкам шкафа, повернулась ко мне и посмотрела мне прямо в глаза. — Может, не сразу, не сейчас, но… Скажи сейчас, чтобы… Чтобы я знала. Мне… — она поднесла руки к груди, а потом ладони скользнули к горлу. — Надо знать… Я должна… Черт, как же… трудно дышать!

Вдруг, ни с того ни с сего у меня в мозгу включился «рубильник» воображения — включился сам, словно вышел из-под моей власти, из под моего контроля и зажил сам по себе, чего раньше с ним и со мной никогда не случалось… И еще: воображение — моя любимая игрушка, — включилось, но как-то нечетко, смазано, как… Если сравнить с каким-то механизмом, то это устройство словно дышало на ладан, работало с натугой, еле-еле, будто… В последний раз.

Вишневый «Мерседес» (не 190-й, а куда круче) останавливается перед шлагбаумом, у въезда на территорию нашего дома и охраняемую стоянку. Из будки моментально выскакивает слегка поддатый мужик в кителе без погон и военной фуражке без кокарды, с морщинистым, изрытым оспинками лицом и отвислым красным носом — вылитый зав. отделом техники безопасности того самого НИИ, где я когда-то… Радостно кивая на ходу, он торопливой трусцой бежит к воротам, открывает их и поднимает шлагбаум.

Рыжая жмет на газ, лихо вкатывает на охраняемую территорию, «Мерседес» пролетает мимо аккуратно подстриженного газончика, описывает изящную дугу и застывает на расчерченном белыми полосами асфальте — она не дает себе труда развернуться и встать как положено, между двумя полосами, ограничивающими одно место, а встает поперек полос, заняв сразу два.