— Что-то потерял, Эдвард? — раздался ехидный голос деда от двери.

Единственный луч света из окна светил ему в район груди и выхватывая ухмылку на лице. Дед, дразнясь, показал зажатый в руке кулон-коготь, который поблескивал зеленоватыми искорками, похожими на свечение светлячков летней ночью.

— Мой мальчик, твоё упорство похвально. Ты смог вернуться с сознанием, — восхищение в голосе старого Блеквуда было неподдельным. — Но ты не всё просчитал. Неужели считаешь, что я не предусмотрел такого развития события? Зверь на пути к своей паре способен творить чудеса. Но ты же человек, понимаешь, что инстинкты — это не всё? У тебя было время подумать о том, что лучше для Клана. И я верил, что ты поймёшь мои мотивы и придёшь ко мне. Но, видимо, я ошибся, — голос изменил тональность, стал жёстким и раздражённым, — ты так же слаб, как и твой отец. Что ж, придётся мне, как всегда, самому всё решать. «Яблока раздора» стоит устранить.

Неприкрытая угроза в сторону моей пары сорвала все тормоза. Мы с моим зверем в едином порыве за долю секунды приняли решение — защитить Лексу-пантеру. Единственным препятствием была подчиняющая связь между альфа-вожаком Клана и мной. Разум затопила ярость, злость чёрной пеленой застелила глаза, страх за пару сжал сердце в тиски — всё это смешалось в гремучую смесь, и я рванул к деду с единственным желанием — заткнуть его. Грегор попятился, ментально ударил, сдавил так, что на подлёте я упал к его ногам, как подрубленное дерево, корчась от боли, но это не остановило меня. Цепляясь когтями, почти полностью оглохший и ослепший от разрывающей голову боли, я продолжал шаг за шагом ползти в его сторону. И тут меня пронзило совсем другой волной — где-то там, далеко, на краю сознания я почувствовал, как мою пару обидели, сделали ей неимоверно больно. Это вернуло меня в действительность. Для меня вдруг стало неважным происходящее со мной здесь и сейчас. Я чувствовал только Лексу, её боль, обиду и растерянность, словно и не было никакой связи с альфа-вожаком. И эти ощущения очистили мысли и разум, растворяя лишнее, и я чётко увидел, что выход только один, и нет времени тянуть дальше. Жалкие трепыхания прекратились. Я поднялся на лапы и рванул связь с дедом, одновременно ударяя в ответ альфа-силой и срывая петлю подчинения. Не сразу, но связь поддалась, стала истончаться, лопаться, как лопаются натянутые струны с тихим звуком «дзынь». Насильно рвать подобную связь было неимоверно больно, но я видел цель, перед внутренним зрением застыло лицо Лексы с недоумением и обидой во взгляде, когда я её пометил в тот злополучный вечер. Но во взгляде не было разочарования. Почему-то это казалось важным.