Девушка после рождественского праздника спрятала чудо-часики в шкатулку и не пользовалась. Потому она даже понятия не имела, как ими надо пользоваться.

— Если надвигается опасность, часы краснеют, — пояснила Лори. — Самое страшное, когда они ярко красного, или бордового цвета, но оранжевый предвещает мелкие неудобства и не особо приятные события.

— Тогда все ясно. Ведь мое путешествие в Ибворк можно отнести к малоприятным приключениям, — логично рассудила девушка.

Элизабет также прихватила с собой сапоги — скороходы, одолженные у Эббэта. Молодой человек, еще питая к Элизабет глубокие чувства, пришел проститься с ней. Он любезно предложил ей те самые сапоги, которые получил в подарок на Рождество.

Юноша все простил и надеялся, что Элизабет вернется и вновь проявит к нему благосклонность. Его влюбленные глаза нежно смотрели на девушку. Однако сама Лиз не разделяла его оптимизма. Но огорчать парня перед отъездом не хотела, и любезно приняла его волшебные сапоги, ничего не обещая взамен.

Но как ни хотелось бы отдалить час разлуки, он все же наступил. Это прощание не было похоже ни на одно из предыдущих. Провожать Элизабет вышел весь Тэмерон. Не было ни одного человека, глаза которого не были бы подернуты печалью.

Даже те, кто некогда относился к Элизабет несколько холодно, были опечалены её отъездом. Каждый понимал, что только беспокойство за судьбу Кровби толкает девушку на столь отчаянный шаг.

Слез было пролито море. Элизабет даже рассердилась:

— Со мной ничего плохого не случилось и едва ли случится, а у меня ощущение, что вы меня хороните.

— Как ты можешь рассуждать о таких вещах столь наивно, — вспыхнула Нэлл. — Я безумно тебя люблю и боюсь за тебя. Лучше бы я сама отправлялась в Ибворк. На твою долю и так выпало море испытаний.

Элизабет молча сгребла сестрёнку в охапку и нежно расцеловала.

Она пообещала Сьюзен и Питеру, а так же всем провожающим, как можно быстрее и успешнее претворить их план в жизнь и вернуться в Тэмерон живой и невредимой. По морщинистой щеке мистера Ковгэнса скользнула суровая мужская слеза и затерялась в длинной седой бороде. Элизабет нежно прильнула к его худой груди и заплакала, как ребенок. Он нежно погладил её по голове:

— Ну-ну, что ты? Не надо. Ты борец по натуре, а тут такой конфуз, как слезы. Перестань, дочка. У тебя все получится. Я не могу ошибаться.

— Но вы же ошиблись на счет Дайнера и Джека, — всхлипывала Лиз.

— Это совсем другое. Я хотел верить в хорошее, и я поверил в него.

— Но и сейчас вы тоже верите в лучший исход.

— Да, дочка, но мое старое сердце говорит мне, что мы с тобой не расстаемся навсегда. Ты скоро вернешься и вернешься с победой, хотя не буду от тебя скрывать, что твоя победа принесет горе.