Эрилин оказалась в полной темноте. Она поползла вперед на локтях. Шахта разветвлялась, такие же узкие коридоры уходили вверх и вниз, один раз принцесса чуть было не провалилась в одну из шахт, ведущих вниз.

Постепенно глаза привыкли к темноте, и передвигаться стало немного проще. Послышался писк и прямо возле ее руки мелькнули красные глазки.

Эрилин зажала рот ладонью, она ненавидела крыс.

— Мышка, не трогай меня, — взмолилась принцесса.

Крыса запищала еще громче и бросилась наутек.

— Да уж, — пробормотала Эрилин себе под нос. — Если меня боятся крысы, значит, не все потеряно.

Эрилин не знала, сколько она ползла в темноте. Несколько раз она абсолютно теряла ориентацию в пространстве, тогда ее охватывала паника, и требовалось несколько минут, чтобы прийти в себя.

Иногда принцесса чувствовала отчаяние, ей казалось, что она заблудилась, и никогда не выберется из этого места, и умрет, никем не замеченная. Никто даже не станет ее искать...

Но Эрилин упрямо ползла вперед, твердо решив, что не сдастся до последнего вздоха.

Ей показалось, что она услышала голоса. Правда или галлюцинация? Эрилин повернула в шахту, уходящую налево, надеясь, что правильно поняла, откуда раздавался звук.

Она чуть не потеряла сознание от нахлынувшего облегчения, когда увидела в конце туннеля слабый свет. Руки болели, спину ломило.

Эрилин приблизилась к освещенному отверстию, заставляя себя даже дышать через раз.

Вентиляционная шахта выходила под потолок одной из забытых пыточных камер. Эрилин посмотрела вниз и тут же отшатнулась, от того, что она там увидела, зашлось сердце.

«Господи, помоги!»

Она отвратительный человек, она убийца собственного брата, и заслужила все возможные и невозможные кары, но Гэбриэл ничего этого не заслужил. Не заслужил!

В пыточной камере на столе лежал Джоф, все его тело было в порезах, ссадинах и ожогах, кровь стекала на столешницу тонкими струйками, в помещении витал запах паленой плоти, и Эрилин пришлось зажать нос, чтобы ее не вырвало. Она внимательно вглядывалась в юношу. Его глаза были закрыты, кажется, он был без сознания, но жив. Руки и ноги на месте, грудь мерно вздымается от дыхания.

Жив, она успела!

Гэбриэл был прикован у стены напротив. Запястья разорваны и вздулись, поглотив часть металла, рукава рубашки пропитаны кровью до самых локтей. Но самым страшным было его лицо. И пугали ее вовсе не разбитые губы. На лице Гэбриэла было то самое выражение, которое она уже видела после убийства Андреса, вернее, отсутствие всякого выражения. Если бы у него не были открыты глаза, Эрилин бы решила, что он без сознания, но нет, его взгляд был осмысленным и устремлен на человека, вышагивающего между ним и Генти по комнате.