Когда он закончил, Эмма подвинулась к нему и легко коснулась его щеки. От нее пахло розовым мылом.
– Я знаю, кто ты, – сказала она. – Ты мой парабатай. Ты – тот, кто делает, что нужно, потому что больше некому.
– Может, нам убежать? – спросил он.
– Убежать? – озадаченно повторила Эмма. – Куда?
– Куда-нибудь, где нас не найдут. Я смогу. Я смогу найти такое место.
Ее глаза были полны сочувствия.
– Но они поймут, почему мы сбежали. И мы никогда не сможем вернуться.
– Они простили нас за нарушение Холодного мира, – сказал Джулиан и понял, что в его голосе сквозит отчаяние. Слова сами срывались с его губ, но эти слова он хотел и не отваживался произнести годами: эти слова шли из той части его души, которую он так долго запирал ото всех, что уже и сам сомневался в ее существовании. – Им нужны Сумеречные охотники. Нас слишком мало. Может, они простят нас и за это.
– Джулиан, ты никогда не сможешь ужиться с собой, если покинешь детей. И Марка. И Хелен. Марк ведь только вернулся назад. Нам нельзя так поступить.
Джулиан сдерживал мысли о них, мысли о братьях и сестрах, как Посейдон сдерживает огромные волны.
– Ты говоришь так, потому что не хочешь сбегать со мной? Если ты этого не хочешь…
Издалека раздался плач. Тавви.
Джулиан тотчас вскочил с кровати и ступил босыми ногами на холодный пол.
– Мне нужно идти.
Эмма приподнялась на локтях. Ее лицо было серьезно, темные глаза широко раскрыты.
– Я пойду с тобой.
Они поспешили к Тавви. Дверь была приоткрыта, внутри тускло светился колдовской огонь. Тавви лежал в своем шатре, ворочаясь и беспокоясь во сне.
Эмма тут же опустилась на колени возле него и провела ладонью по его растрепанным каштановым волосам.