Эта эмоциональная речь дается Бэле совсем не легко: пару раз голос предательски срывается и подводит дыхание. Она замолкает и смотрит на доктора с тревогой и надеждой. А тот озадаченно бормочет себе под нос:
— Позвольте, но… Это совершенно… Это просто исключено…
Погрузившись в раздумья, доктор Пеклич отводит взгляд от собеседницы и отворачивается к башенной стене, где перед его глазами расстилается заснеженное озеро.
Вдруг он резко восклицает:
— Aja! (Ага!) — и припадает грудью к краю башенной стены.
Бэла, явно заинтересованная этим «Ага!», торопливо подбегает к доктору и становится рядом. В синеватых предрассветных сумерках мягко сияет снегом гладь замерзшего озера. Там рядом с тёмным прямоугольником проруби виднеются две человеческих фигуры. С такого расстояния невозможно разглядеть лица, а тем более услышать голоса. Но даже без звукового сопровождения происходящее внизу выглядит очень любопытно.
Один человек с мечом за плечами, облаченный во что-то странное, похожее на средневековое одеяние, держит под мышкой объемистый свёрток. Он склоняется к краю проруби, где, утопая в снегу, стоит на четвереньках и мелко дрожит, тряся светлой головой, другой — обнаженный человек. Видимо, он только что выбрался из ледяной воды. (Бэла непроизвольно вздрагивает, глядя на экстремального купальщика.) Одетый человек осторожно кладет руку на плечо замерзающего и, наверное, что-то говорит ему, а тот, резко повернувшись в сторону говорящего, неуклюже валится в снег — похоже, у него только одна рука. И тут на сцену выходит свёрток. Оказывается это одежда.
Доктор Пеклич снова изрекает свое «Ага!» и лезет во внутренний карман пальто, откуда достает найденный недавно бинокль. Наведя окуляры на людей копошащихся у кромки льда, он опять не удерживается от очередного «Ага!», но теперь оно звучит злорадно. Как только мужчина опускает бинокль на каменный парапет, прибором завладевает Бэла и, облокотившись о стену, подносит его к глазам.
Опустившись на колени, темноволосый мечник заботливо подает лежащему на снегу человеку сначала джинсы, потом свитер, потом тёмную зимнюю куртку. Однорукий, приподнявшись, принимает одежду с удивлением и замешательством, подолгу рассматривает каждый предмет и неуклюже надевает не без помощи бородача. К тому времени, когда дело доходит до ботинок, спасенный от холода мужчина впадает в окончательный ступор, и товарищу приходится в одиночку натягивать обувь на его окоченевшие ноги.