— Ты знал, что у Йона была сестра? — спросила я.

— Конечно, — не моргнув глазом, отозвался тот. — Я сразу это понял.

— Понял? Каким образом понял? — нахмурилась я.

— Мы сами выдаем свои секреты. Особенно когда яростнее всего хотим их спрятать, — снова улыбнулся он, легонько толкнув меня плечом. — Но иногда те, от кого мы их прячем, сами не хотят ничего знать. Им проще поверить в ложь или чужие домыслы, чтобы уберечь себя от того, с чем они не знают, что делать.

— Ты сейчас о Йоне и его сестре? Или о моих чувствах к нему? — окончательно запуталась я, но омега явно наслаждался моим замешательством и не спешил его развеивать.

— Расскажи мне о том, что произошло в городе, — вместо этого попросил он.

— Разве ты и так уже не в курсе, маленький всезнайка? — ворчливо уточнила я.

— Я знаю все, что мне известно, и не знаю ничего из того, что мне недоступно, — заявил он, а, увидев, как я закатила на это глаза, нежно рассмеялся и обнял меня одной рукой. Его тело было худым и маленьким в отличие от Йона, но обниматься с ним было ничуть не менее приятно. Просто в другом смысле. Я и сама не заметила, как мы слиплись в уютный пельмешек, переплетясь руками и ногами и насытив воздух нашей игристой сладостью.

Конечно, Медвежонок был особенным. Может, из-за его запаха или из-за того, что он был другого пола, но моего вида. Я не могла себе представить подобные объятия, достаточно интимные по своей природе, пусть и не по сути, с кем-то из других омег Дома. А с ним все это получалось само собой, и в то же время каким-то образом умудрялось совершенно не затрагивать эротическую составляющую. По крайней мере, не в ее привычном смысле. Наверное, будь он старше, я бы могла задуматься об этом более основательно — хотя бы из чувства банального любопытства, — но в свои едва ли шестнадцать Медвежонок для меня был просто большой подушкой-обнимашкой, в которую я могла немного пореветь, если бы захотела. И ничего сверх того.

Мне понадобилось несколько дней для того, чтобы прийти в себя после всего случившегося. Жизнь продолжала идти своим чередом, и тяжелая физическая работа, как всегда, помогала мне отвлечься и не думать о будущем, что по мере течения времени становилось все более неоднозначным и туманным. После первого снега скоро выпал второй, затем третий, и в последних числах ноября весь задний двор Дома полностью скрылся под пушистым белым покрывалом, скрывавшим под собой то, что мы с другими омегами не успели разобрать и вывезти на свалку, в том числе и огромную вывеску с побитыми лампочками, что раньше, наверное, висела над главным входом.