Произведя в уме нехитрые вычисления, я поняла, что в этом году шансов вернуться к исходной точке своего путешествия нет. Совсем нет… Да и в будущем тоже… Больше шести тысяч километров! Все Боги Окатана! Шесть тысяч!»

— Если точнее, то семь тысяч сто пятьдесят… от Кифового носа до Банкора…― голос Тана был спокоен и беспристрастен, как у робота.

— Спасибо, утешил… Хотя какая разница… Тысячей больше, тысячей меньше…

— Не расстраивайся… Это не так уж много…

— Если бы у меня был самолёт или железная дорога хотя бы, тогда немного, а так… О чём я думала, когда убегала? Почему меня так переклинило?

— Ты о чём?

— Да о том, что с Кифового носа убегать было нельзя! Нужно было сидеть там и искать проход обратно! На Землю! А я послушалась Дайка, испугалась чего-то, побежала… Вот дура! Ничего себе забег! Длиной в семь тысяч километров! Семь тысяч!!!

— Кари… послушай… Кари!

Я лежала на койке, вперив взгляд в окошко и слушая плеск воды за бортом. Ветер доносил звуки музыки и гомон голосов. Пахло дёгтем, водорослями и тухлой рыбой… Очень хотелось плакать, но почему-то не получалось.

— Кари…

— Ну что ещё?

— Ты всё сделала правильно… Если бы ты не сбежала, то так бы и сидела где-нибудь у Карелла на привязи. Неизвестно, что случилось бы с тобой, если бы не побег. А так, ты свободна! Выучила язык, многое узнала, многое увидела, приобрела друзей… А скоро… Скоро по Восточным землям, а потом и по всему Окатану о тебе будут ходить легенды! Эта песня сыграет свою роль.

— Вот то-то и оно! Сыграет… Она уже сыграла! Мозг, что мне делать, а?! Я же вязну здесь! Проваливаюсь, как в болото… Будто снова «райское поле» пытается меня проглотить. Я вливаюсь в эту жизнь, в этот ритм, увязаю по уши… в людях, обычаях, культуре… Одни ангалины чего стоят, не говоря про всё остальное… Столько тайн и загадок, непонятного и неизвестного, удивительного и прекрасного я встречаю здесь… И это мне нравится… Вот, наверно, самое ужасное… Мне нравится…

Громкие голоса у сходен отвлекли от столь философской беседы. Я выглянула в окошко. Из города вернулась команда. Гогочущей шумной ватагой, они поднялись на борт. Я приоткрыла дверь, чтобы лучше слышать. Подслушивание стало неотъемлемой частью моей жизни. Матросы, наперебой, рассказывали капитану свои впечатления. Как я и думала, балладу о синеглазой деве они запомнили почти дословно. Пробовали даже напевать, чтобы хоть как-то донести до капитана Аюта, то, что творилось на площади.

Оказалось, что после того как я ушла, Гай исполнял её ещё два раза. Матросы рассказали, что видели, как несколько лежачих больных, которых родня принесла в надежде на исцеление, встали с носилок, а потом прошёл слух, будто дочь наместника, впервые после трагедии, смогла внятно отвечать на вопросы, вскоре как очнулась от обморока. Один из матросов видел, как к Гаю подходили чиновники из управы и, кланяясь, о чём-то просили.