Подниматься было уже легче. Я видела, куда поставить ногу, и за какой камень ухватиться. Волчица носилась по краю и то скулила, то начинала рычать: «Как бы она вместо «спасибо» на тот свет меня не отправила, от беспокойства за детёнышей…». Дрожащими, ободранными о камни руками, я выложила щенков на траву и отступила:

― Ну я это… Пойду… Ты уж тут сама, как-нибудь…― и медленно пятясь задом, отошла шагов на двадцать, а потом рванула обратно к ручью.

И какова же была моя радость, когда на полянке, возле мешков, я обнаружила Тучку:

― Ах, трусиха! Бросила меня, да?! На съеденье горным волкам! А сама удрала! Эх ты… Испугалась?

Я гладила кобылу, а она, ласково фыркая, тыкалась мягкими губами в ладони:

― Давай-ка собираться и делать отсюда ноги! Нам только со всей стаей встретиться не хватает!

Быстро навьючив живой транспорт и заполнив бурдюк водой, я запрыгнула в седло. А на следующее утро случилось то, что я никак не могла предположить.

Ночевали мы в пещере, довольно далеко от места встречи с горной хищницей. Пещерка была небольшая, но удобная. На закате я разожгла костёр и приготовила сносный ужин: наварила каши с вяленым мясом и даже со специями. Возле пещеры была хорошая трава и кобыла весело хрумкала, бродя кругами. На ночь я насыпала ей немного ваго, как дополнение к травяному рациону, и спокойно заснула.

Проснулась же на рассвете от громкого испуганного ржания и выскочила наружу. Тучка была привязана и в этот раз никуда не смогла удрать. Возле пещеры сидела моя гиеноподобная знакомая. Я растерянно таращилась, не понимая, зачем она пришла, пока не заметила, что возле её лап что-то ползает. Это был чёрный щенок, самый маленький из всех… Волчица смотрела в упор влажными глазами.

― Э-э-э… Ты что задумала?― кольнуло предчувствие.― Не надо… Опомнись мамаша! Что я с ним делать буду?! Ты что?! Это твой щенок! Он мне не нужен!

Она жалобно заскулила, вылизала своё слепое дитятко, глянула на меня так, что внутри всё сжалось, и бросилась в лес. Я стояла столбом, вникая в ситуацию: «Вот это номер! Она принесла мне своего щенка… Зачем?! Как она могла так поступить?! Почему?!» Но дать ответы на эти вопросы было некому. Волчица исчезла, а моих ног ползало и попискивало маленькое беззащитное существо. Я взяла его на руки и прижала к себе. Щенок, такой малюсенький и ещё слепой, глухо и утробно зарычал: по-детски, конечно, по-щенячьи, но очень злобно. Навернулись слёзы:

― Рычишь… Ну рычи, рычи… Ты же горный волк, ты должен хорошо рычать! Что же мне с тобой делать?!

Я поднесла щенка к кобыле. Сначала она шарахнулась, а потом принялась его обнюхивать.