― Ну вот и познакомились…

Волчонок ещё какое-то время поскуливал и рычал, а потом заснул. Он был накормлен: круглое, тугое пузико делало его похожим на плюшевый шарик.

― Покормила тебя твоя мама, позаботилась… А вот чем я тебя кормить буду?! Она подумала?! У меня молока нет, да и у Тучки тоже… Что же делать?

― Надо найти ему молочную маму…― тихий голос в макушке был долгожданен до боли.

― Здрасьте, вам! И где ж доброго молодца носило, по каким землям, полям аль лесам дремучим?!

Он захихикал:

― Да вот, девица-красавица, был я в раздумьях серьёзных, думал думы тяжёлые, да делами важными занимался, а вышел срок, воротился к тебе, а ты опять… мать!― и мы дружно расхохотались.― Да только не дитю человеческому, а зверю лесному, злобному и опасному.

От радости, что я опять его слышу, я расплакалась:

― Мозг, прости меня… Мне так было плохо без тебя, так одиноко…

― Мне тоже, дорогая… Мне тоже.

― А почему тогда молчал? И вообще… Никак не давал о себе знать…

― А ты почему?

― Ты знаешь…

― Знаю… Ты такая же упрямая, как и я.

― Но ведь ты ― это я!

― А я ― это ты…

Вскоре я уже ехала верхом, запихав щенка за пазуху, до тех пор, пока не придумаю для него более удобное ложе. Меня очень беспокоило, что вскоре нужно опять кормить малыша, а нечем. Необходимо молоко, только где его здесь взять?! Надо найти проход через хребет, на ту сторону. Там, на пути к Латрасу, должно быть много деревень, где можно будет разжиться свежим молоком.

Ближе к полудню я заметила узкий, высокий проход между скал. Было довольно солнечно, и он не показался мне слишком уж страшным, тем более что я предварительно проверила браслет. Он был светлым, с голубым отливом и две буквы надписи жёлтыми ― это успокоило. И я направила Тучку прямо в расщелину. Вскоре пришлось спешиться и зажечь факел. Чем дальше мы продвигались, тем становилось темнее. Несколько раз попадались подозрительные трещины, которые я вовремя замечала, да узкие места, через которые упитанная кобыла еле проходила, но… Мы двигались вперёд и в нужном направлении.

Щенок завозился и начал попискивать. Мне было безумно жаль его, но накормить пока было нечем. Когда он опять притих, я переложила его в сумку и укутала своими тряпками: может пригреется и ещё поспит. Мысль о том, что он умрёт от голода у меня на глазах, была невыносима. Присев на большой камень, я перевела дух и осветила факелом каменные стены: «Интересно, сколько нам ещё идти? Хорошо бы выбраться до вечера…».

При очередном взмахе факела, на противоположной стене, что-то блеснуло. Подойдя ближе, я осветила горные породы: