Лязгнул навесной замок, заскрежетал засов, скрипнула и отворилась тяжелая деревянная дверь. Стражник ступил внутрь, воткнул факел в кольцо на стене и посторонился, пропуская Джефранку и каудихо.

Нир сидел на кровати, покрытой бурым сукном, и подслеповато щурился на свет. Хорошо, что главу гильдии разместили в приличной камере, а не в такой, где вместо ложа – гниющая соломенная подстилка. Что бы ни говорил каудихо, а негоже держать богатого и влиятельного человека в тех же условиях, что убийц или явных изменников. По крайней мере до тех пор, пока его вина не доказана.

Нир вскочил на ноги и, заикаясь то ли от страха, то ли от возмущения, заговорил:

– К-княгиня, да что... Что же это такое?! К-как так?! Как можно? В чем я виноват?! Ты сама г-говорила, что простила нас!

– А ты утверждал, что угомонишь своих торговцев! – прикрикнула Джефранка. – Они же вместо того, чтобы сидеть тихо, вышли из своих лавок, присоединились к черни и начали оскорблять уважаемого каудихо. Отца князя, моего свекра!

Это, конечно, была не совсем правда: ни Андио Каммейра, ни Джефранка не знали, были среди крикунов торговцы или нет, но и Нир ничего об этом не знал. Значит, ему придется поверить Джефранке на слово. А уж что и как она должна говорить, решили заранее: то есть каудихо решил, а она послушалась.

– Но моя княгиня! – воскликнул «ювелир». – Я ведь не могу отвечать за каждого лавочника!

– Очень жаль, – Джефранка покачала головой. – Но речь даже не об этом. Поразмыслив, я поняла, что ты не сам придумал ту наглую просьбу, с которой явился. Кто-то подговорил тебя, верно? Подкупил. А может, угрожал? Я желаю знать, кто этот предатель.

– Нет! Нет, княгиня! Никто не подговаривал! – Нир всплеснул руками. – Я тогда сказал правду: торговля страдает, вот и...

– Не лги! Талмериды не мешают торговле.

«Ювелир» открывал и закрывал рот и, видимо, думал, как еще оправдаться.

Вот и настал страшный для Джефранки миг... Она отошла к двери и два раза ударила по ней кулаком. На стук открыл стражник.

– Палач уже пришел? – спросила Джефранка.

Разумеется, пришел, иначе быть не могло. Высокий широкоплечий мужчина с неподвижным, почти как у нее, лицом протиснулся внутрь. В руках он держал щипцы, железный прут и жаровню с углями, пока холодную.

При взгляде на эти орудия Джефранка содрогнулась. Интересно, Нир обратил на нее внимание?

Вряд ли: он, не отрываясь, смотрел на палача и все больше бледнел – это было заметно даже в неверном свете факелов.

Отпрянув к стене, он выставил вперед руки и завопил:

– Княгиня! Я ни в чем не виноват! Ни в чем! Пощади!