Один из воинов тут же попытался облапить девицу, Сарэнди отпихнул его.

– Пошел прочь! На Медной все были? Все. А только я монет не пожалел! Вот теперь расплачивайтесь за жадность, паскуды!

Девица захныкала: видать, испугалась. Сарэнди принялся ее утешать, да только она не понимала ни талмеридского, ни имперского. Впрочем, если бы понимала, ей стало бы еще страшнее и стыднее. Особенно к вечеру, когда Сарэнди повел ее в закуток, занавешенный шерстяным полотном и шкурами.

– Осторожнее! – хохотнул один из воинов. – А то при таком морозе твое копье заледенеет и переломится!

– Мое копье и при морозе жаром пышет, – крикнул Сарэнди и похлопал себя по паху. – А будешь много болтать, на тебе потренируюсь.

Вокруг заулюлюкали, загоготали, засвистели, так что Виэльди даже пришлось прикрикнуть. Шутки шутками – развлечься перебранкой в длительном и тягостном пути милое дело, – но как бы до драки не дошло.

Хотя в конце концов он сам не удержался и, когда Сарэнди с девицей скрылись от любопытных глаз, со смехом воскликнул:

– Смотри до смерти ее не залюби, а то денег твоих жалко!

К ночи он отправился спать – ему, как рин-каудихо, была отведена крошечная надстройка на корме, но в ней оказалось не теплее, чем снаружи, разве что ветер не гулял.

Он подложил под себя шкуры, с головой закутался в плащ и, наконец пригревшись, закрыл веки.

Закрыл – и тут же в ноздри ударил запах гари и вонь паленой плоти. На корабле пожар? Но тогда почему не слышно криков? И кто это там, впереди? Что за черное, обугленное, дымящееся существо медленно удаляется и тянет к кому-то руки?

* * *

На дворцовой площади собралась такая куча народу, какой, наверное, и в дни празднеств не бывало. Еще бы! Редкое зрелище – казнь могущественного вельможи, который казался несокрушимым и недосягаемым.

Для знати соорудили трибуны, простые люди толпились внизу, тянули шеи, чтобы лучше видеть, отпихивали друг друга и гомонили. Отцы и матери усаживали детей на шеи.

В центре площади, окруженной стражниками, возвышалась гора из дров и хвороста, посреди которой торчал столб – скоро к нему привяжут ли-нессера Цаура Саанхиса, а затем подожгут.

Данеске было сильно не по себе. Неприятно сознавать и стыдно, что за их с Ашезиром преступление расплатится другой. Сыновья Саанхиса были лишены наследства, дочери заперты в храме Ихитшир, а все богатства вельможи отошли казне. Похоже, неспроста муж сделал убийцей одного из самых богатых ли-нессеров. Вот и отец так считает. А еще он считает, что это умно, а Данеска, что подло. Однако ей ли кого-то винить? Она сама, пусть и не напрямую, участвовала в убийстве императора. Значит, ли-нессер погибнет не только из-за Ашезира, но и из-за нее, да еще столь жуткой смертью.