— Мы говорили, что девушка должна умереть или стать Жутью от твоей руки.

— Я не смог сделать ни то, ни другое.

— А теперь ты тут. Мы хотели только помешать твоим страданиям, Король Жути. Но ты никогда не умел слушать. Так ведь?

Александр пришел сюда не ради упреков. Он прошел вдоль стены гробницы, глядя на могилы людей, которых он когда-то любил и оставил тут на покой.

— Я не вижу смысла, чтобы ты или твои люди тут оставались. Ты дал ей нож. Она не стала меня убивать. Теперь можешь вернуться в темную дыру, из которой вылез.

— Нет, Александр, — алхимик впервые использовал его имя. — Если проклятье не снято, ты должен выполнить свою часть сделки.

— Какой сделки? — он не помнил ничего, о чем говорил алхимик. Александр отвернулся от своей могилы и сжал края гроба. Его когти скрежетали по камню. — Между нами не было сделки.

— Конечно, была. Мы позволили одной попробовать снять проклятие, но, если она не справится, ты станешь Королем, какого мы всегда хотели для этой земли, — алхимик шагнул вперед, кровь стекала с его мантии. — Теперь ты это сделаешь.

— Нет.

— У тебя нет выбора, Король Жути. Ты подписал сделку с нами давным-давно, а теперь твой маленький щит ушел. Навсегда.

Александр не помнил этого. Воспоминания кружились в его голове, и он думал, что что-то всплывет, если он сосредоточится. Но он ничего не мог вспомнить.

— Что входило в сделку?

— Ты должен отречься от того, откуда пришел, и принять свое место как Короля Жути, — алхимик широко развел руки. — И все.

Это не звучало как мелочь, но Александр не видел смысла отказываться. Амичия ушла. Его народ уже был Жутью.

Если он станет Королем навеки, это ни капли не изменит его судьбу.

Он кивнул, опустив голову.

— Если такова сделка, то я сделаю то, что сказал годы назад.

Холодный порыв ветра сотряс поместье. Дыхание вырвалось облаком перед ним, зима вернулась на его земли с полной силой. Боль пробежала по его спине, крылья двигались сами. Его тело снова менялось.

Александр поднял взгляд и увидел широкую улыбку алхимика. Все в нем провалилось, он успел лишь подумать: «Что я наделал?» — и все почернело.