— Слава, — холодно, зло, заставив замереть, — полагаю, нам надо поговорить.

— Полагаю, не надо, — покачала я головой и все-таки на него посмотрела. И все еще не понимаю, как не сорвалась в тот момент на крик. Сталь глаз пригвоздила к месту, по коже поползли мурашки. Он смотрел, будто прожигал насквозь, его раздражение я чувствовала в воздухе, вокруг, оно горчило на кончике языка.

— Не веди себя как маленький ребенок, — пророкотал Ястреб, делая шаг ко мне. — Я в эти игры играть не буду.

— Само собой, ты другие игры любишь, с блефом, подставами и враньем, — улыбнулась я, почти умирая от злости. — Желаю хорошего вечера, — и все-таки развернулась на каблуках. Но жесткие пальцы в этот самый миг обхватили мое запястье, сжимая почти до боли, вынуждая снова остановиться.

— Слава… — сквозь зубы, предупреждая.

— Отпусти меня, — процедила почти так же, не оборачиваясь, лопатками, сквозь шелк платья, ощущая прожигающий взгляд. — Не смей меня трогать.

— Нам надо поговорить.

— Найди себе другого собеседника, — я все же снова на него посмотрела. Уверенно и твердо на этот раз. С такой же злостью, с которой смотрел он. В полутемном зале черты лица казались еще жестче, а глаза еще холоднее. Мы застыли друг напротив друга, словно оба собирались ударить. Искрило и стрекотало между нами напряжение. Ярость клокотала у меня в горле, душила и грозила выплеснуться через край в любой момент.

— Слава, — голос Борисыча ворвался в повисшее молчание, Игорь ослабил хватку, и мне все-таки удалось освободить руку, — я хотел с тобой поговорить.

Еще один…

— Простите, Аркадий Борисович, — повернула я с облегчением к нему голову, — немного попозже, — я коротко и натянуто улыбнулась и все-таки свалила ото всех. Подхватила по дороге еще один бокал и выскочила из зала.

Мне нужно побыть одной, мне нужно просто продышаться и прийти в себя… Или что-нибудь выкину, что-нибудь ужасное, что-нибудь дикое совершенно.

И я поднялась к себе, в свой кабинет, и замерла у окна, рассеянно глядя на долбаный снег за окном, на елку, которую кто-то поставил на мой стол, на собственное отражение в стекле. Руки тряслись, сжатые в кулаки, в груди кипело, звенели и гудели от напряжения мышцы и нервы, и легче не становилось. Н спустя десять минут, ни спустя пятнадцать.

Я готова была его разорвать, растерзать на ошметки, кусочки, на сотню маленьких Ястребов. Ходила по кабинету из угла в угол, сбросив дурацкие туфли и стащив с лица маску.

Платье это чертово… Корпоратив долбаный…

Как же бесит все!

Я тряхнула головой и потянулась к рюкзаку.