— Я все, — кивнул уверенно.

— Точно? — сощурилась хитро девушка.

— Точно, — так же уверенно кивнул ребенок, а потом вдруг посмотрел на меня, запустил руку в пакет и протянул мне несколько конфет. — Вот, держите. Ему понравится, — улыбнулся он широко.

— Тому, кому вы выбираете, — пояснил ребенок, улыбнулся еще раз и, взяв маму за руку, ушел.

А я с удивлением смотрела на собственную открытую ладонь и не могла оторвать от нее взгляда. «Южная ночь» — желейные, не ореховые, не кислые, не тянучки, потому что их не отодрать от зубов потом, желейные конфеты. Такие, как любил Дым.

Могилку Дыма мы нашли быстро. Гор тактично оставил меня одну, замерев неподалеку, а я переступила через невысокую оградку, разглядывая фотографию и улыбаясь дрожащими губами. Положила конфеты и печенье, села на лавочку и улыбнулась шире. Рассказала Димке обо всем, что случилось, обо всех изменениях, которые уже произошли, и которым только предстояло случится, сказала, что больше не плачу, что держу обещание на мизинчиках, и что обязательно буду навещать его чаще. Его и его маму, потому что лежали они рядом, Гор, оказывается, позаботился. С Екатериной Николаевной я просто поздоровалась и положила ей цветы.

И уже через два часа мы с Гором возвращались в Омск, а оттуда назад в Москву, и было мне хорошо и спокойно, и больше действительно ничего не грызло и не терзало, и мальчишку в синей шапке с голубыми глазами я вспоминала еще долго.

А в Москве все снова закрутилось и завертелось: вернувшаяся из Испании мама, встреча с Янкой, подготовка к первым рабочим дням, знакомство родственников уже вживую. И как-то незаметно подкралось утро последнего праздничного воскресенья и как-то вдруг, я поняла, что очень счастлива, что улыбаюсь постоянно, что невероятно соскучилась по своим и по Иннотек вообще.

Мы заканчивали завтракать, когда Игорю на трекер пришло какое-то уведомление, он бросил на него короткий взгляд и хмурая складочка, прорезавшая в это утро его лоб, наконец-то разгладилась, а губы дрогнули в улыбке.

Он потянулся к полке, взял с нее планшет, что-то нажал, листнул, что-то открыл и протянул мне.

— Это тебе, — улыбнулся по-мальчишески широко.

Я в недоумении взяла гаджет, бросила короткий взгляд на документ и уставилось на Игоря во все глаза, растеряв все слова. Акт купли-продажи и дарственная.

— Это… — выдавила хрипло.

— Дом рядом с дедом теперь твой, — и взгляд серых глаз хитрый, и улыбка довольная и… И я завизжала, как будто мне пятнадцать, и повисла у перехватившего меня на полпути, ржущего Гора на шее, и целовала его долго и вкусно. И снова, и опять. И говорила, что я люблю его, и что он самый лучший мужчина, и что засранец, конечно, что со мной снова не посоветовался, ведь все-таки дом — это серьезно.