Ухо! С-с-сука, надо было удавить эту гадину давным-давно, при первой возможности, и наплевать на последствия.

Перед тем как Филь-Филь захлебнулась кровью, она успела признаться, кому и за сколько продала своего маршала вместе с его подругой.

Пусть кто-то скажет, что убивать женщин жестоко, но я никогда не щадил предателей. И уж подавно не подарил бы милосердия твари, которая сделала все, чтобы у меня украли женщину и жизнь. То, что моя жизнь при мне, а вот ее дрянная жизнёнка оборвалась, — исключительно моя заслуга.

Меня предавали и продавали не меньше десяти раз в жизни. Начала мачеха, когда мне не было и семи лет, — решила, что я подслушал ее разговор с отцом, насчет планов на мою ближайшую судьбу, и всю дорогу рассказывала, будто мы идем на ярмарку, где она купит мне леденцовый тюльпанчик на палочке. Отвела на городскую окраину и продала в дрянной трактир, выполнять самые грязные работы. Тогда я умел только плакать, потом научился убегать, потом — мстить за предательства. И навсегда забывать обиду.

Почему же теперь душа превратилась в пылающий факел? Потому что отомстил не всем?

Нет. Меня не просто предали. Меня обокрали. Похитили самое дорогое, что я встречал в своей жизни.

Плевать, какой магией эта пришелица создает цветы! Плевать на то, откуда она взялась. Я хочу, чтобы она была со мной. Чтобы она была моей.

Да, вот так, после одного-единственного поцелуя. Потому что его было достаточно. Это моя женщина. Я искал ее всю жизнь. И сразу же потерял.

Думай, Лирэн, думай. Догнать похитителей ты не смог, хотя, признаться, здорово повеселился, вскрывая глотки предателям, вставшим на пути. Они сдохли, но дело свое сделали: ублюдки, похитившие Алину, успели скрыться в путанице грязных переулков. Перерезать глотку — секундное дело, а вот спросить человека, кто его послал, на это нужно чуть больше времени.

Поэтому когда я ворвался в кабинет с открытым окном и немедленно выпрыгнул, то просто не знал, куда бежать. Выбрал неправильную развилку, промчался квартал, потом еще полквартала, пока сбитое дыхание и разум не велели мне остановиться. Этой дорогой они точно не проходили.

Возвращаться к злачному месту, где мы так мило проводили вечер, не имело смысла — я не собака, след не возьму. Теперь придется думать и решать.

Сначала надо исследовать свои раны и обзавестись новой шкуркой. Насчет ран оказалось совсем просто — царапины, которые даже можно не перевязывать.

Теперь надо решить насчет шкурки. Тут и ходить долго не пришлось — разглядывать вывески в полной темноте я научился до того, как научился читать. Вот и нужная лавка. Под рукой уже обтертый длинный клинок, но лучше прибегнуть к кошельку — он, слава всем хранящим силам, остался при мне.