– Позавчера… Он пока что более-менее стабилен, но сильный стресс сразу спровоцирует негативный прогресс его «болячки».
– Понял, – сказал я, намереваясь уйти. – В таком случае, я хотел бы попросить тебя…, сделать ему последнюю капельницу сегодня. Его право быть в полном сознании на суде. Он был хорошим человеком, до тех пор, пока это несчастье не свалилось на его голову. И это моя дань уважения прежнему Джошуа.
– Сентиментальные глупости, расточительство ценного препарата! Я могла бы его оставить для изучения, ты хоть знаешь, какую пользу он может принести науке?
– Не во всем надо видеть расчет, Асдис. Иногда надо просто оставаться человеком.
Четырнадцатая недовольно фыркнула. В комнате повисла непроницаемая тишина. Взгляд девушки прожигал меня насквозь, но моя воля была непоколебима.
– Ладно! Ладно… лааадно, – без умолку бубнила она, встала и подошла к витрине с кучей разных колбочек. Открыла морозильный отсек и вытащила оттуда пластиковую загерметизированную колбу.
Я грустно улыбнулся и протянул руку.
Асидис вскинула к моему лицу руку и начала махать указательным пальцем перед лицом.
– Не торопись, искорка. Тут осталось совсем мало! Я должна долечить двух других ребят! Все что останется, дам тебе. Капельница не понадобится, поставишь ему перед судом инъекцию, на день ему хватит.
– Спасибо, – тихо произнес я.
Я развернулся, чтобы выйти. Почти закрыв за собой дверь, услышал:
– Хороший ты человек, Дюбон…
***
Я направился на самый нижний этаж исследовательского центра. Кивнув двум постовым, прошел внутрь бокса.
Джошуа, сидел, уставившись в одну точку. Когда он услышал мои шаги, то как-то чересчур вяло, повернул голову.
– Воспрянем, генерал, – голос звучал слабо.
Я не произнес ему ответное приветствие. Он потерял право военного благословления. По его взгляду я понял, что он и сам осознавал это. Пока еще…осознавал. Он лишь задумчиво кивнул и вновь уставился в одну точку.
Я подошел к нему. Когда оголил запястье, он не сопротивлялся. Уж как ставить инъекции, я знал лучше любого. Когда с делом было покончено, отошел на дистанцию, облокотился о стену и, скрестив руки на груди, стал ждать.
Прошло минут двадцать, прежде чем Джошуа заговорил.
– Дадите сигарету, генерал?