Тоскливо подумав о том, что в Гипфеле приходится курить синтетику, я полез в карман, и протянул Джошуа пачку.

Он невероятно медлительно вытянул сигарету, я прикурил ему. Когда пламя начало распаляться, он затянулся, откашлялся и отбросил голову на белую стену.

– После диверсии в Кузню, я иногда чувствовал, что со мной что-то не так.

Одно ясно наверняка – препарат начал действовать.

– Что ты имеешь ввиду? – сказал я, тоже закурил и, щурясь от дыма, посмотрел на Джошуа.

– Это сейчас я понимаю, что это. Тогда мне казалось это чем-то… необъяснимым. Мне снились кошмары, каждую ночь. Такие жуткие, будто я убегаю от тьмы, она как нечто живое, нечто физическое преследовала меня. Я списывал все на усталость, даже подумывал попроситься в отпуск на недельку-вторую, – он горько хмыкнул, и, сделав крепкую затяжку, закрыл глаза и продолжил. – Потом ночные кошмары перешли на явь. Мне казалось, что мелькали тени, силуэты людей, я наведался в наш лазарет, те отправили меня к психотерапевту. Тот сказал, что я получил сильный стресс во время последнего задания, прописал сильные успокоительные. Вроде полегчало. Но у меня начались провалы в памяти. Я мог спросить что-то и через минуту повторить вопрос. А тени…, тени стали мелькать еще отчетливее, более осязаемо. В голове постоянно стали крутиться цифры…, одни и те же цифры… одни и те же… – он замолчал. – Тени превратились в лица. И среди них я иногда видел лицо… Мелани.

Я вздрогнул.

– Оно было расплывчатым, нечетким. Я тогда не был с ней знаком. Но когда я увидел лицо из кошмаров вживую…, я понял, что это она. И во мне проснулась неимоверная тяга к ней. Я хотел узнать ее поближе… может это был и не я сам. Знаешь, как страшно…, как неописуемо страшно знать…, что… в твоей голове есть что-то чужое, инородное. И это что-то… подкидывает тебе идеи и мысли, навязчивые идеи и ты не можешь их отличить от своих. Мне сказали, что я сливал информацию…, но я не помню как делал это, клянусь! Я помню Мелани…, помню ее как ту, к которой испытывал неимоверную тягу, симпатию, и как ту, что я жаждал узнать. Узнать о ней все. И я не знаю…, что из этого было настоящим, подлинным. – он заплакал. – Я ненавижу себя за то…, что сделал…, ненавижу…– сдавленно, сипло произнес он.

Я долго молчал, и наконец, собравшись с мыслями, произнес.

– Я всегда за то, чтобы поступали справедливо. Я могу попросить Асдис, чтобы она выступала в твою защиту, показала то, что ты действовал под влиянием генного, доселе неизвестного оружия конфедерации, но..., Джошуа…, как бы там ни было… ты не поправишься уже никогда. То, что сидит в тебе неизлечимо. И оно опять начнет прогрессировать, когда именно – не знаю, через час через месяц…, понятия не имею, но исход будет один.