Думаю, какой-то части меня всегда казалось, что мне будет неловко, если мы когда-нибудь зайдем так далеко, что я почувствую себя странно, если окажусь в объятиях этого парня, который так долго обитал в моей голове. Который знает обо мне все: и хорошее, и плохое, и просто личное.

Но это совсем не странно. Это… прекрасно, и у меня такое чувство, будто все правильно, будто это должно было произойти.

Мы все еще находимся в коридоре перед моей дверью, как будто Хадсон боится того, что может произойти, если он сделает этот последний шаг и мы окажемся внутри. Но мне все равно, где мы сейчас, и мне плевать на правила, плевать на условности, плевать на все, что не приближает его тело к моему. Однако мне приятно, что ему не плевать. Приятно, что он хочет, чтобы я была уверена.

Но я уверена, еще как. С тихим стоном я задираю полы его рубашки, мои пальцы гладят его плоский твердый живот. Затем я зубами царапаю его нижнюю губу точно так же, как он царапал мою.

В нас разгорается пламя, оно выплескивается наружу и поджигает мир.

Я издаю тихий стон, хватаюсь за его широкие плечи, дергаю его рубашку, вдавливаю пальцы в его упругие мышцы, отчаянно стараюсь притянуть его еще ближе. И кажется, что-то резко щелкает внутри него – что-то неистовое, жестокое и всепоглощающее.

Он стонет, кое-как проходя вместе со мной через дверь, затем каким-то образом ухитряется закрыть ее за нами и прижимает меня к ближайшей стене, причем его бедра и ладони прижимаются ко мне так тесно, что я не могу понять, где кончаюсь я и где начинается он.

Но мне хочется еще больше. И я продолжаю просить его, с моих уст срываются мольбы и вздохи, пока он пожирает меня. Пока мы пожираем друг друга.

Поцелуй за поцелуем, прикосновение за прикосновением.

В какой-то момент он отрывает свой рот от моего, судорожно глотает воздух и выдавливает из себя:

– Грейс, ты уверена? Ты хочешь…

– Да, – выдыхаю я, притягивая его губы обратно к своим. – Да, да! – Если он чего-нибудь не сделает прямо сейчас, я умру. Сгорю заживо.

Хадсон рычит, прихватывает зубами мою нижнюю губу, прикусывает ее, и я задыхаюсь и выгибаюсь, прижимаясь к нему. Он тоже глотает воздух и на этот раз, прикусив меня клыком, стонет, как человек, вкусивший рай… или готовый потерять его.

Меня пожирает мое желание. Это мне необходимо. Я выгибаю спину, отрываю свой рот от его рта и наклоняю голову, предлагая ему свою шею.

Он рычит:

– Ты не знаешь, о чем просишь.

– Я точно знаю, о чем прошу, – говорю я, прижимая его губы к моей коже. – О чем умоляю. Пожалуйста, Хадсон, – шепчу я, чувствуя, как жар внутри меня грозит захватить меня целиком, ввергнуть меня в ад, из которого я, возможно, уже не выберусь. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.