– Что, сейчас? – На его лице написано полное замешательство. – Разве я делаю это как-то не так? – Он показывает на себя, лежащего на мне, приблизив свои губы к моей коже.

Я смеюсь.

– Ты делаешь это классно, и ты это знаешь.

Я беру его руку и целую его ладонь. Его глаза снова затуманивает желание, и мое сердце трепещет.

– Но почему ты спрашиваешь меня теперь? – спрашивает он.

– Не знаю. – Я целую костяшки его пальцев, его запястье. – Я просто подумала…

– Значит, я все-таки делаю это как-то не так, – сухо перебивает меня он. – Мне казалось, что фишка как раз в том, чтобы ты не думала.

– Да, и эту часть программы ты выполнил хорошо. Но ты так много знаешь обо мне, и мне известно, что когда-то я знала столько же о тебе. Но я ничего не помню, и мне от этого так тошно. Ты можешь… – Мой голос дрожит, когда я думаю о том, сколько всего я забыла. – Ты можешь рассказать мне что-то о себе? Что-нибудь такое, что я знала, но не могу вспомнить?

– О Грейс. – Он опускает голову и прижимается лбом к моему лбу. – Конечно. Что ты хочешь знать?

– Не знаю. Все.

– Это многовато, но ладно. – Он целует меня в губы, затем скатывается с меня и ложится на бок.

– Я не говорила, что хочу, чтобы ты ушел. – Я хватаюсь за него, пытаюсь удержать его.

Он смеется.

– Я буду недалеко. Но если ты хочешь, чтобы я мог вести нормальный связный разговор, мне не стоит лежать на тебе.

– Тогда нам, возможно, будет лучше отложить связный разговор на потом. – Я опять пытаюсь затащить его на себя, но невозможно сдвинуть Хадсона с места, когда он этого не хочет.

– Что-то из того, что ты знала? – Он на секунду задумывается. – Я читал все пьесы Шекспира, каждую прочел по меньшей мере дважды.

– Ясен хрен. Этого ты мог бы мне не говорить.

– Да ладно. Ты хочешь решать, что мне говорить тебе, а что нет? – У него обиженный вид.

– Когда речь идет о чем-то настолько очевидном, то да. По-моему, ты представляешь собой ходячую библиотеку. И не какую-то там захудалую, а подобную Александрийской.

– Ты считаешь, что я подобен библиотеке, которая сгорела дотла? – Вид у него становится еще более оскорбленный.