Ну и конечно же, Генрих наконец-то встретился лично со своими друзьями, Евой и Винсентом. К сожалению, времени на то, чтобы повспоминать былые деньки, у них не было. Нужно было решать вопросы государственной важности, да и дело с вампирами в Серии не ждало. Ева выступила категорически против расы кровопийц, чего Генрих точно не ожидал от нее. Так разволновалась, когда он выступил за возможность дать им шанс, что Винсу чуть ли не силой пришлось ее оттаскивать. Генри не понимал. Она ведь некогда была влюблена в одного из их представителя, отчего же сейчас так яростно выступала за полное уничтожение вампиров? Но когда он попытался переговорить с друзьями без участия других советников, Винсент лишь отшутился по поводу беременности жены, и они оба прозрачно намекнули, что и Генриху пора бы обзавестись наследником, чтобы закрепиться на троне.

Размышляя над этим, Генри вернулся в покои, которые принадлежали его матери. Комнаты отца он так и не решился потревожить, пока его тело не будет погребено в фамильной крипте. Ральфа сюда он не пускал, как и в комнату с Айкой, а Риз… Ее он не видел с того самого дня. Он лишь надеялся, что она не пропадет для него навсегда.

Лечь спать рано после длинной ночи во льдах Генриху тоже не позволили. Когда он переоделся и лег в кровать, уже знакомая ему темная дымка влетела в окно. Медленно и плавно, чтобы не напугать молодого завоевателя, она пролетела по комнате и остановилась возле стола, покружила над стулом, и вскоре из неё появилось знакомое лицо. На стуле сидел Йеон. Он не поворачивался к Генриху, но смотрел на него через зеркало, висевшее над столом.

— Доброй ночи, Генри, — низко, но по-своему тепло произнес бывший профессор. — Прости, я давно не навещал тебя.

У него тоже были заботы. Так как Летарт был его родиной, он отгонял вампиров от здешних деревень. Благодаря его силе и возрасту он один мог спокойно справиться с мелкой деревней своих собратьев. Увы, не по своей воле он только больше гнал вампиров к границам Серии.

— Я поздравляю тебя, — после недолгого молчания добавил он. — Знал бы ты, как долго мы все этого ждали. — Слегка красные глаза уставились на Генриха в зеркале, и в нём, несмотря на ужас картины, действительно было какое-то умиротворение. Пусть путь к совершенству королевства был долог, но самая сложная точка пройдена. — Как ты себя чувствуешь после такого?

— Никак, — тихо ответил Генрих и поднялся в постели, чтобы удобнее было говорить. Он потер уставшее лицо и продолжил: — Я думал, что буду рад, когда отца не станет, но не почувствовал ничего. Ведь убил человека, собственного отца — должно быть хоть что-то! Когда от моей руки умирали культисты Тали, я был напуган и зол, но сейчас — пустота.