Но и с ним, как с толпой, вдруг всё затихло. Вильгельм поднял голову, но больше не опускал ее камнем в лужу собственной крови. Он замер в моменте, когда его взгляд был обращен к солнечному свету, но он даже не морщился от яркости летнего утра. Он смотрел, раскрыв рот, и только руки опустил. Подбородок задвигался, губы зашевелились. Но слов не было слышно. Только потом, когда он сказал лишь одно слово:

— Казна…

То, что творилось с королём, вновь ввело толпу в ужас перед его сумасшествием, и более никто не смел поддержать Еву или Винсента, которые продолжали кричать.

— Я не пересчитал доход… — Это был тихий лепет будто обреченного человека. Да если посмотреть на душевное состояние короля, он действительно был обречен. Резко поднявшись, он даже не качнулся. Не видя Генри, Вильгельм обернулся к лестнице и собрался было уйти. — Мне нужно… Летарт в опасности… Мы на грани… Клементина, дорогая, бери Генри, идите в сад. Я вас позже навещу.

Генрих медленно последовал за отцом. Его пробрал ужас от того, что он творил с собой. Самому наносить себе увечья — да это же насколько нужно быть сумасшедшим? Генрих не мог ничего сказать в ответ на его бредни. Он понимал, какие отрывки прошлого виделись ему, и боль пронзала сердце каждый раз. Несмотря ни на что, он любил того Вильгельма, коим он был, когда ещё мама была жива. Наверное, именно эти воспоминания не давали покончить с ним раньше, но теперь… Генри видел, как он мучился.

— Отец, хватит, — шепнул он, нагоняя Вильгельма. Он схватил его плечо, развернул к себе и, пока тот не успел ничего сделать, крепко обнял его в последний раз. Так, как делал очень давно. — Ты достаточно настрадался, боль скоро уйдет. Мама тебя уже давно ждёт, пап. Прощай.

Смерть настигла Вильгельма быстро. Возможно, он не заслужил такого лёгкого избавления. Но это лучшее, что Генрих мог сделать для своего отца. Толпа разорвала бы его в клочья, если бы он подал знак. Но королю королевская смерть. Генри развеял магический клинок, которым пронзил сердце отца, и осторожно опустил его тело на мостовую. Он чувствовал, что все взгляды в этой тишине направлены на него.

Хотел бы Генри почувствовать хоть что-то из-за смерти Вильгельма. Он не раз представлял, как победит его, как будет ликовать, забрав себе трон Летарта. А возможно, он мог скорбеть, ведь всё-таки родную кровь погубил. Но он не чувствовал ничего, лишь тягучая пустота внутри. Смерть отца не принесла ни печали, ни удовлетворения, ни облегчения. Его просто не стало, как любого другого незнакомца.

— Все кончено, — сказал он тихо, но в гробовой тишине даже на самом дальнем конце было слышно.