— Я иду по тропинке в темном лесу, у меня тут корзинка с гостинцами, — напевала Лина себе под нос, ускакав к ближайшим деревьям и спрятавшись за одним из них. Знала, что для Диего не составит труда отыскать ее, даже если зайдет дальше. Но сбегать далеко не хотелось, ведь цель была в том, чтобы он ее нашел. Уж не знала она, какой запах испускала в тот момент, но ее определенно интриговала игра. В темноте был зверь, который охотился за ней — это придавало некой остринки моменту. Где-то на грани сознания снова прозвонил колокольчик, но тут же успокоился, не обнаружив ничего подозрительного поблизости.

— Шапочка, шапочка… — где-то в лесу прозвучал голос. Раз! И голос прозвучал уже совсем в другом месте: — А далеко ли ты путь держишь?

Оборотень притаился. Он чувствовал целую гамму ароматов от Лины. И возбуждение, и видел азарт в её глазах. Но он-то думал, что она станет его ланью, а не человечком, который решил сыграть дурочку в лесу. Но, может, так даже лучше?

— А что ты в корзинке несешь? — прорычала тень уже в третьем месте. Передвигаясь во тьме тихо, как самый настоящий хищник, Диего умел заинтриговать. После одной такой манипуляции уже не было ясно, откуда должен был выскочить вервольф. И когда Лина наконец-то оглянулась по сторонам, Диего возликовал — она его искала! — Куда ты путь держишь?

И наконец, поймав момент, когда Лина была к нему спиной, Диего выскочил из своего укрытия и тут же повалил бедную девушку, но успел подставить когтистую руку под голову, чтобы она не ударилась при падении. Зверь рычал, но Лина не боялась, рычание это лишь смех мужчины, который таился за этим обезображенным зверем.

— И не сочтешь ли за грубость отведать твоих гостинцев? — прорычал Диего и опустил голову, уже не скрывая того, как он ее обнюхивал. Её возбуждение от игры действительно возросло — инстинкт жертвы, которая получила сильную дозу адреналина, сработал — его девочка вошла во вкус в этой игре, и оборотень не смог устоять. Держа её второй лапой за руку, он опустил морду ниже и коснулся мокрым носом её области ниже пупка, а после высунул язык и протянул влажную дорожку по всей её одежде, пока не замер у самой щеки. Он и сам сильно возбудился, но при всем положении не позволял Лине этого увидеть, чтобы не напугать её.

Его пташка замерла, затрепетала, как лист по осени на дереве. Она волновалась? Пугалась? Но тот мускатный запах не уходил, а продолжал пьянить оборотня. И на Лину больше не смотрело оскаленное чудище. Ей в глаза смотрел чистокровный оборотень, не предпринимая никаких более действий. Он изучал её, обнюхивал втихаря, чтобы уловить первые нотки запаха страха, чтобы тут же отпустить её. Но таковых не было, и он рискнул спросить напрямую?