При всех разительных отличиях романа Вана и Ады, этой «уникальной, сверхъ-императорской четы», счастливой очень по-своему, от истории долгого брака Набокова и его жены, в нем нашли отражение жизненные обстоятельства последних, особенно в швейцарские годы, уединенно проведенные на берегу Женевского озера. На саму мысль включить в «Семейную хронику» (в которой life story проистекает из love story) пометки и ремарки Ады его могла натолкнуть совместная с женой правка русского перевода «Лолиты», законченного в 1965 году. В рукописи перевода Вера оставляла вопросы и замечания, обращенные к мужу, которые затем или принимались, или уточнялись, или вычеркивались. Другим источником этого формального новшества в поздней прозе Набокова могло послужить его домашнее обыкновение обмениваться с женой записками. Иногда Вера отвечала на них или оставляла там же свои комментарии. К примеру, на следующей карточке со стихами —

Вѣрочкѣ

Вѣрочкѣ

– она сделала приписку: «Я и не думала плакать! Но ради такой рифмы можно и это сказать». Схожим образом Ада в ответ на прохладные слова Вана о первом своем романе «Письма с Терры» заметила в скобках: «Я с этим не согласна, это милая, милая книжечка!»

Неизменно умалявшая свою роль в набоковском писательском тандеме, Вера в 1963 году экспромтом («на пари», как указано ее рукой) сочинила нижеследующее короткое стихотворение (в оригинале старая орфография). По очаровательному совпадению стихи были записаны на лицевой стороне «Отчета перед акционерами» миссурийской «McDonnell Aircraft Corporation» (Набоковы в 50–60-е годы играли на бирже, чем педантично ведала Вера), украшенного изображениями больших военных самолетов и маленьким земным шаром над рекламным лозунгом: «First Free Man in Space» («Первый свободный человек в космосе»). В те годы корпорация создавала пилотируемые космические капсулы «Джемини» (по английскому названию созвездия Близнецов), успешные испытания которых способствовали осуществлению первого полета человека на Луну.

Быть может, редактор «Ады» г-н Рональд Оранжер был не так уж неправ, что сохранил в опубликованном тексте всю его интимную полифонию.

4

Одно из самых ранних и верных русских описаний этой книги принадлежит Евгении Каннак (урожд. Залкинд), знакомой Набокова 20-х годов и участнице берлинского «Клуба Поэтов». В 1975 году, после выхода французского перевода «Ады», она обратила внимание на одну ее важную особенность: «Я не знаю другого автора, который так вольно обращался бы со своими читателями, так откровенно подсмеивался над ними, уснащая свой английский текст <…> русскими или французскими фразами, которые порой забывает перевести. Но русскому читателю не только очень интересно, – ему даже лестно читать новые романы Набокова: так и кажется, что автор ему лукаво подмигивает, будто хочет сказать: “Только мы с вами понимаем, в чем тут дело”. В самом деле, кто, кроме русского читателя, оценит московский говорок первого мужа Ады <…> кто обрадуется неожиданно пролетевшей перед ним русской стихотворной строке, кто в описании парка, где встречаются подростки Ада и Ван, узнает дорожки русского имения?»[27]