— За что, Вират? Я же только выступила с абстрактными предложениями, довольно радикальными и авантюрными. А как это всё будет воплощаться в реальности…

— Да при чём тут твои предложения? — отмахивается Вират, так что мне даже немного обидно становится — я же старалась! — Нет, я говорю о сыне. За несколько солнцестоев ты смогла сделать для него больше, чем другие за годы… я не верил, что люди могут меняться. А он меняется. Ты уверена, что не владеешь магией, девочка?

— Во всяком случае, не магией изменять мужчин.

Бледные, даже бесцветные губы Вирата Фортидера изгибаются в подобии улыбки.

— Он очень изменился. И я верю, что это только начало. Я могу уходить со спокойной душой. Шиару действительно милостива, раз послала Тельману тебя. Я могу надеяться на наследника, на то, что Криафар останется целым, сохранится, а может быть, и возродиться.

— Вират… — я облизываю губы и говорю громче. — Вират, мне это важно. Очень. Скажите мне. Чем болен Тельман?

Его Величество вздрагивает от этого простого вопроса — такого естественного и ожидаемого, а я повторяю настойчивее:

— Вират, если уж речь зашла о наследнике… То, чем болен Тельман, может передаться и ребёнку… детям. Не оставляйте меня в неведении, я имею право знать. Вират выглядит совершенно здоровым. К чему этот постоянный надзор за ним?

— Это болезнь… нашего рода, — с трудом говорит король, и трудно понять, устал он — или настолько не хочет выдавать мне правду. — Но она проявляется очень редко, раз в несколько поколений. Вам нечего опасаться.

— Даже если так… У Тельмана она есть. Или нет? В чём суть этой болезни? Или родового проклятия?

— Подожди, девочка, не тараторь. Да, может быть, называть это болезнью было… не совсем верно. Но и проклятием тоже было бы не верно… Я просто хотел подобрать понятные слова.

Подобрать он хотел! А то, что думал об этом сам Тельман, разумеется, для него не имело никакого значения! Его жизнь аквариумной рыбки по сути никого не волновала. Я почувствовала, как хочется мне наорать на этого слабого и без преувеличения дряхлого человека, и стиснула зубы.

Не надо. Не сейчас. Не так.

— Тогда что?

— Скорее… некая нежелательная и опасная особенность. Она есть в нём, но может проявиться лишь без свидетелей, одним словом, я не хотел бы… Молодость падка на загадки, на романтичный и глупый флёр избранности, исключительности, уникальности. Не все из загадок следует решать. Я не хотел, чтобы Тельман знал, пока он был маленьким… юным… А потом он вырос, но так и не стал тем человеком, которому можно доверить такое знание.