— Ты можешь отказаться, — настойчиво говорил Арден, зажав в руке вилку и сидя так перед остывающим супом. — Тебя не могут заставить…
— Я пока не поняла даже, чего от меня, собственно, хотят.
Арден зачерпнул вилкой суп, положил её в рот, удивился и попробовал ещё раз.
— Лисы считают, что Вердала будет затруднительно найти просто так, — мрачно начал он, наконец осознав проблему и сменив прибор на ложку. — Но полагают, что в Долгую Ночь он попробует вновь участвовать в Охоте.
— Опять? Зачем? Он же понимает, что его ищут!
— Вероятно, он считает себя достаточно неуловимым. Прямо скажем, — Арден снова нахмурился и посмотрел недовольно куда-то за моё плечо, — небезосновательно.
Я обернулась. Чуть в стороне стояла, улыбаясь, Матильда, — идеальная и одухотворённая; она притащила от другого стола стул и, не спросив разрешения, села к нам третьей.
— Вообще-то, мальчик, я могла бы рассказать ей всё самостоятельно, — укорила она.
— Вы не очень-то торопились, — возразила я, украдкой пнув зарозовевшего Ардена под столом.
Матильда улыбнулась хищной улыбкой.
— Ты настоящая ласка, Кесса. Ласка живёт в тебе, и наша клятва продолжается в твоей крови. Ты ведь помнишь нашу клятву? Великую клятву убить Крысиного Короля?
Я нахмурилась.
— Но при чём здесь…
Я не договорила. Потому что я вспомнила, и я поняла.
Зачем бы могло понадобиться участвовать в Охоте одиннадцать раз? Зачем отказываться от зверей, зачем убивать свою пару, зачем из года в год ездить в города зенита под разными именами? Чем так уж плох тур — отличный, могучий зверь, — что можно убедить свою пару броситься с моста, лишь бы остаться однодушником?
За что можно заплатить
Его родители были крысы, Арден упоминал это давным-давно, когда только начиналась вся эта история. Они переехали в столицу из глуши, дали сыну отличное образование, и даже нашли в себе мужество приехать на арины похороны.
Я их почти не помнила. Они стояли в стороне: безликие тёмные фигуры.