У него мягкие губы, тёплые, чуть влажные, и когда он целует, подо мной немного раскачивается пол, будто ноги не могут решить — стоит ли меня держать. Мне хочется быть рядом с ним, дышать им и врастать друг в друга; мне хочется, чтобы что-то о нас было правдой, и хоть в чём-нибудь — хотя бы в этом — Полуночь действительно не ошиблась.

Руки вольно прогулялись у меня по спине и снова зарылись в волосы. Я привстала на носочки, раскрываясь поцелую и ласке, взялась пальцами за ворот его рубашки, и почему-то решилась.

— Подожди минутку, — попросила я, отстраняясь.

И потянула наверх тесный свитер.

— Вообще-то, я мог бы раздеть тебя сам, — рассмеялся Арден.

Я не ответила. Отбросила свитер в кресло, зажгла лампы над столом, расстегнула верхние пуговицы платья и вытянула через ворот, через голову, шнурок с артефактом.

Он лежал у меня на ладони — тёплый медный круг с мягко сияющими камнями. Вырезанные в металле знаки, щербатые и знакомые пальцам до последней чёрточки; истрепавшееся пёрышко и маслянистая бусина окаменелого дерева, к которой я цепляю слабую смесь ароматов, чтобы не пахнуть совсем уж пустотой; стеклянная капсула с заводской меткой, в которой плещется чужеродной волной ртуть; манящий забытым волшебством чароит, едва заметно светящийся изнутри фиолетово-лиловым и отмечающий собой двенадцать часов. Знаки казались грязными, тёмными от многократно пролитой на них крови, и пахли сонной тишиной, в которой скучала моя ласка.

Мне всё равно придётся надеть его завтра. Я ничем не рискую. Даже если я совсем потеряю голову, я не останусь навсегда одурманенной.

Но, по правде говоря, это было не больше чем формальностью; по правде говоря, мне просто не было страшно.

Я глянула на Ардена. Он смотрел на меня, замерев и как будто не веря.

— Достаточно, — прошептала я артефакту.

И камни погасли.

Запах пары ни с чем нельзя перепутать, — это я знала раньше, чем услышала его на заснеженном, залитом колючим зимнем солнцем лугу. Пара становится твоей судьбой, разделённой на двоих дорогой, продолжением тебя.

Пара пахнет домом, какого у тебя никогда не было. Пара пахнет несбывшейся мечтой; норой, в которой ты пережидаешь дождь; прелой листвой древнего Леса; огнями святилища Полуночи, где связали ваши судьбы.

Ты состоишь из этого запаха — чужого и такого родного, пронзительного и почти не ощутимого, ввинчивающегося в лёгкие и уютно свернувшегося в горле. Он пьянит, и хмельной дух наполняет счастьем и желанием быть.

Я дышала им, — пока неловко, украдкой, позволяя ласке сбросить с себя оцепенение сна, потянуться и принюхаться вместе со мной.