Светлый фон

Я упрямо сложила ладони на коленях.

— Хорошо, — невозмутимо произнёс Тайбери. — Знаешь, что отец делал со мной в таком случае?

— Уходил, оставив тебе еду? — с надеждой осведомилась я. — А потом, увидев пустые тарелки, не задавал лишних вопросов?

— Лишние вопросы он задавал всегда, — хмыкнул Тайбери. — Иначе его не избрали бы ректором. Нет, он делал вот так…

Хрустящая гренка приблизилась к моему рту.

— Конечно, упрямый и голодный мальчишка игнорировал горячую и вкусную еду, — невозмутимо сказал Тайбери. — Но недолго.

И я его понимала. Есть хотелось неимоверно.

— Это сделка, повелитель? — уточнила я. — Еда в обмен на независимость?

— Просто еда. А вот когда поешь… — в тоне Тайбери мне послышалось обещание, — мы поговорим.

Я зажмурилась. И решительно откусила целую четверть гренки.

Хрустящий жареный хлеб таял во рту. Когда Тайбери поднёс к моим губам ложку с похлёбкой, от которой одуряюще пахло мидиями, я уже не колебалась.

Снотворное жгло голую кожу под лифом. Увы, применить его я никак не могла.

Зато я могла поесть. И насладиться тёплыми и сильными коленками… и руками, вовремя подносящими ложку. С ложечки меня ещё никто не кормил, и мне это самым постыдным образом нравилось.

Ужин истаял подозрительно быстро. Впрочем, стоило заметить, что Тайбери и сам расправлялся с похлёбкой вместе со мной, не забывая и про гренки.

— Чаю? — светски заметил он, предлагая мне салфетку.

— И как ты собираешься заваривать чай, повелитель? — не удержалась от сарказма я. — Со мной на коленях?

— Удивишься, на что способны боевые маги, но… — Тайбери щёлкнул пальцами, и знакомая золотая лента остановилась перед нами, неся в себе жёлтый изогнутый чайник и две кружки с золотыми ободками. — Пожалуй, стоит тебе сказать спасибо за расколоченные тарелки: я наконец обзавёлся новой посудой.

— По своим собственным эскизам, я вижу, — заметила я негромко. — Ты художник, повелитель.

Тайбери поморщился.

— Я буду очень мёртвым художником, если не разберусь с Баррасом очень быстро. И меня мало утешит, что мои эскизы будут продаваться посмертно за бешеные деньги.