— Миледи? — Зажмурившийся от боли подросток резко распахнул глаза, не ожидав, что ее голос раздастся так близко. — Простите, миледи, все в порядке.

У Монтегрейна научился врать, что ему вовсе не больно?

Амелия недовольно нахмурилась.

Джерри, поморщившись, поднялся на ноги, потом сообразил, что она-то все еще сидит на корточках, а он теперь возвышается над своей госпожой, и откровенно растерялся.

Мэл тоже это поняла и поспешила встать. Однако все ещё искривленное от боли лицо мальчика не радовало.

— Ну-ка, сними рубашку, — велела она.

— Миледи? — Испуг от этой просьбы даже на мгновение вытеснил боль.

— Давай-давай, — отмахнулась Амелия от ненужного стеснения. — Я работала в лазарете во время войны. Так что считай, что пришел к лекарю.

— Ну если так… — пробурчал парень все еще растерянно и в одно движение стянул рубаху через голову. Бросил прямо в траву.

— Спиной повернись. — Мэл внимательно осмотрела место ушиба между лопаток — синяк будет знатный. Аккуратно коснулась смуглой кожи кончиками пальцев, отчего Джерри вздрогнул, но терпеливо остался стоять, как было велено. Неудачно прилетел — прямо позвоночником. — Ляг на скамейку лицом вниз, пожалуйста.

Мальчик через плечо бросил на нее совсем уж удивленный взгляд, но, вероятно, решив, что у леди свои причуды, с которыми безопаснее не спорить, выполнил то, о чем его просили.

Амелия тщательно прощупала его спину и отошла, только убедившись, что тот отделался лишь ушибом и будущим синяком.

— Тебе повезло, — улыбнулась она.

— Угу, — отозвался Джерри все ещё осторожно, будто теперь не зная, чего ждать от госпожи, оказавшейся с придурью.

И тут Амелия заметила то, на что не обратила внимания сразу, — на шее мальчика на шнурке висел самодельный кулон. Круглый, похожий на маленькую засохшую сливу.

— Что это? — удивилась Мэл.

Сначала подросток снова не понял, почему госпожа теперь рассматривает еще и его обнаженную грудь, а потом, проследив за направлением ее взгляда, сообразил и, кажется, расслабился.

— А-а, это. Это так, безделушка. От деда досталась. Мама говорит, я ее нашел еще в года два и отказался снимать. Так и ношу, как память.

От деда, ну конечно же.

— Можно?