Зиден коротко попрощался и тактично покинул комнату.
* * *
Посетив все остальные приюты и школу-пансион, в приют имени Святой Дальи Амелия поехала в последнюю очередь.
Гидеон выделил ей в сопровождение целых четырех человек: двоих воинов и двоих магов. Все четверо, демонстративно одетые в черно-красную форму Королевской службы безопасности, следовали молчаливыми тенями с обеих сторон от ее экипажа, зорко осматривая окрестности не только обычным зрением, но и магическим.
Безопасность… Прежде о подобной защите она могла только мечтать. Вот только мечталось теперь совсем не о том.
Снаружи громыхнули ворота, и экипаж остановился.
— Госпожа, приехали! — доложил возница.
Один из людей Гидеона не поленился, спешился и отворил дверцу, подал Амелии руку. Она молча поблагодарила кивком.
— Леди Монтегрейн! — встретила ее мать-настоятельница, шагнув навстречу и широко улыбаясь. Особенно широко, когда СБэшник потянулся внутрь экипажа, достал мешочек с монетами и протянул его Мэл.
Помимо матери Вереи во дворе были лишь еще две монахини. Одна из них споро подбежала к Амелии и, приняв из ее рук пожертвование, поспешила назад к зданию приюта.
Мать-настоятельница, одарив сопровождение гостьи подозрительным взглядом, подхватила Амелию под руку и повела вглубь двора. Однако Мэл не планировала доставлять неприятности людям, которые отвечали за ее безопасность головой. Обернулась.
— Я никуда не уйду с территории приюта, — пообещала она им. — Ждите меня здесь, пожалуйста.
Ей не ответили, один маг молча пошел за ними с монахиней следом, правда, держась на расстоянии, чтобы не мешать разговору.
— Какое кощунство, — вздохнула мать Верея. — Люди с оружием в святом месте!
Амелия промолчала. В прошлый раз она уже услышала от этой женщины все, что хотела и чего не хотела, им больше нечего было обсуждать, однако монастырь и правда не был тем местом, где следовало бы устраивать сцены. К тому же она обещала навестить девочек. В ридикюле, тонкая ручка которого была перекинута через ее предплечье, прятался для них кулек с конфетами. Привезла бы больше, только мать-настоятельница непременно отняла бы и запретила бы баловать воспитанниц. Но по одной должно было хватить каждой.
— Бедная, бедная моя девочка, — сетовала старшая монахиня, вцепившись костлявыми пальцами ей в локоть. — А я говорила, говорила, что так будет. Боги карают грешников. Покайся, дочь моя, покайся и прими постриг, твоего мужа уже наказали, спаси хотя бы себя.
Амелия нетерпеливо выдернула свою руку и встретилась с совершенно растерянным взглядом матери-настоятельницы. Боги, она ведь на самом деле верила в свои слова!