— Что произошло с ним?

— Он перерезал себе вены ножом, которым заколол меня и мою семью. А когда этого оказалось мало, он взял папин пистолет и выстрелил себе в голову. — Эрика прикоснулась к глазу, который начал болеть. Она растерла веко, пытаясь остановить тик. — Он думал, что убил меня, и я притворилась мертвой. Он совсем обезумел. Он не хотел, чтобы я жила, но также не хотел, чтобы я умирала.

— Держи, — сказал Бальтазар.

Эрика посмотрела на него и осознала, что он протягивает ей кофту, которую она достала для него из сушилки. Когда она в смятении посмотрела на вещь, Бальтазар наклонился и мягко промокнул тканью ее лицо.

— Я плачу? — Когда он кинул, Эрика удивилась. — Знаешь, я никогда не плакала из-за этого. Никогда.

Тупое заявление, учитывая, что он промокал ее слезы кофтой.

— Я могу сказать тебе кое-что, что никому не рассказывала до этого? — прошептала она.

— Я с честью сохраню твой секрет вот здесь. — Он положил руку поверх своего сердца. — Я сохраню твою тайну.

Она взяла кофту из его рук и ухватилась за сухую часть рукава.

— Я просто стояла там. — Эрика начала рыдать, не стесняясь, слезы полились из ее глаз на синюю ткань халата. — Пока он убивал мою маму. Я просто… Твою мать, стояла там, пока он резал ее, а она кричала. Она протягивала ко мне руки, ее глаза… Она не сводила с меня взгляда… Звала меня по имени…

И тогда что-то в ней надломилось.

Она просто сломалась надвое. Словно вся ее собранность была как твердый панцирь, который при достаточном давлении потерял структурную целостность… А внутри оказались только ужас и сожаления, отравляющая ненависть к себе, все чувства были под таким давлением, что взорвались.

Сильные руки обняли ее, и она бросилась в его объятия, когда ее прижали к широкой груди.

Эрика плакала сильно и беззвучно, не могла дышать, перестала что-либо осознавать.

Даже себя.

Но она знала, кто обнимает ее. В этом она была уверена.

***

Бальтазар мог только держать свою женщину. Пока она выпускала из себя боль, он принимал эти тайны, похороненные глубоко из-за стыда, которые отравляли сильнее всего, они несли незаметные глазу разрушения, скрытые глубоко внутри.