Они зашагали к лифту – два тёмных силуэта, сливающихся друг с другом в ядовито-жёлтом свете. К лифту, который вёл высоко вверх, на свежий воздух, навстречу солнцу, которого Алёна так давно не видела. Неужели всех действительно обманывали? Держали взаперти как какой-то скот глупых животных? И самое главное – для чего? Зачем так долго пасти людей, если человека всё равно будет тянуть к свободе?

– Не задавайся вопросами, я же сказал. – Джонни грустно улыбнулся и проговорил: – У тебя по глазам видно, что ты играешь в «Почемучку». Вот выберешься, тогда и забьём себе голову всякой лабудой.

Он оглянулся и задержал взгляд на двери, ожидая, что несколько мужчин сейчас поднимут её, ворвутся сюда и разорвут из двоих на части, но сначала пригвоздят к кресту, после чего подожгут. Прошло чуть меньше минуты, дверь так и не открылась, чужие шаги вовсе исчезли. Похоже, сегодня кому-то крупно везло.

Джонни нажал кнопку вызова лифта (по периметру она тут же загорелась красным), подняв голову, посмотрел на небольшой экранчик и присвитснул.

– Бог ты мой, только глянь! Тридцать второй этаж! И это он едет к нам, наверх – стрелочка показывает.

На экранчике двойка сменилась палочкой, а потом превратилась в тоненький нолик.

Алёна и не заметила, как озвучивает свои мысли:

– Похоже, отсчёт идёт сверху. Как на системе координат, только вертикальной. Ну, будто мы находимся под нулём, и чем глубже мы уходим, тем под большим значением мы становимся. Короче, как в нормальном лифте, только наверху первый этаж, а внизу последний.

Джонни непонятно отчего заулыбался. Улыбка преобразила его небритое, покрытое чёрно-белыми волосами лицо, сделав его невероятно красивым. Наверное, это принято называть мужской эстетикой – слияние красоты, сдержанности и энергетики.

– Любишь математику, Алён?

Она коротко хохотнула и сама удивилась своему смешку.

– Нет, терпеть не могу! Просто вспомнила из школьного курса, это класс восьмой, может, седьмой. Тогда я ещё старалась учиться. А потом… ну, скажем так, детский дом – не лучшее учебное заведение. Если у тебя есть между ног вагина, и тебе больше тринадцати – поздравляю, детка! – ты в зоне риска. Знаешь, кого я больше всех ненавижу на этой планете?

Цифры на экранчике продолжали меняться. 25 превратилось в 24, а 24 – в 23. Джонни перестал смотреть на них и взглянул в светло-зелёные женские глаза.

– Ну и кого ты больше всех ненавидишь на этой планете?

– Насильников. Мужчин-насильников, которые возомнили себя повелителями мира только потому, что вместо мозгов у них скукоженные яйца. Была б моя воля, я бы сделала так, чтобы все эти мудозвоны испытали ту же боль, что и их жертвы. И чтобы их унизили так же, чтобы они поняли, каково это – впечатываться лицом в стол, пока в твоей заднице двигается что-то отвратительное! Пусть узнают, что такое…