Но Катя не была галлюцинацией. Женя чувствовал исходящий от ней запах крови, видел, как свет переливается на красной коже – слишком хорошо видел, чтобы не заметить. И глаза… это были её глаза. Глаза той женщины, что возле пустого магазинчика, на забитой машинами дороге вонзила ногти ему в шею и кричала с неистовой ненавистью.

Это была Катя, но…

Она шла по пустому коридору, не видя перед собой ничего. Её светлые волосы потемнели от крови, которая прижала их к лицу. Белая майка почти полностью вымокла, превратилась в бордовую, облепила торс как вторая кожа. Руки – особенно кисти, блестели алым, словно Катя окунула их в ведро с ярко-красной краской, но, конечно, краской здесь и не пахло. Везде была кровь, и Женя сразу понял, что большая её часть чужая. Об этом ясно говорили свежие пятна на носках кроссовок. Если она с кем-то так жестоко расправилась, страшно представить, чем этот «кто-то» заслужил такой конец.

Катя переставляла одну ногу за другой, будто каждая из них весила не меньше тонны. Руки болтались по бокам бесполезными верёвками, стукались об бёдра, оставляя на обтягивающих джинсах пятна крови. Коридор за спиной тянулся в бесконечную даль подобно подземному тоннелю, и эта картина – идущий по чёрно-белым плитам призрак в крови – навсегда запечатлелась в памяти Жени. Иногда лампы меркли, но Катя не замечала наступающей темноты – она всё так же шла вперёд, не видя перед собой ничего: ни Женю, ни его футболку (ту самую, что когда-то надевала она), ни лежащих в разных концах коридора трупы.

– Катя?

Она никак не отреагировала. Просто продолжала идти вперёд, смотря в одну единственную, видимую только ей точку. Но сердце Жени сжалось не от её поведения и даже не от осознания того, что она, скорее всего, убила человека. Лицо…оно…ну…было ужасным. Вся красота сползла с него, оставив какого-то урода, а не ту красивую женщину, какую Женя впервые увидел в палате больницы. Нижняя губа разрослась до ужасных размеров и чуть ли не перекрыла весь подбородок – создавалось впечатление, словно кто-то с силой схватил и потянул её вниз, рьяно пытаясь оторвать. Кожи над левой бровью не было, Женя увидел плоть через прилипшие к лицу волосы. Она не была розовой, она была КРАСНОЙ, потому что всё лицо было КРАСНЫМ. Кровь протекала меж зубов, вытекала из носа, головы, разбитых губ – отовсюду, откуда могла вытекать. И она так ужасно блестела под светом ламп… Впервые от вида крови Женю замутило, а больше всего на свете захотелось никогда не смотреть на то чудовище, что к нему подходило.