– Мне лучше, спасибо, – Мари прикрыла улыбку пальцами в перчатке.

Она могла говорить, Анри – нет: сбившееся дыхание восстанавливалось с трудом. И, танцуй шархал, Анри не хотел, чтобы оно вернулось в прежний ритм!

Юноша сместился на колени перед сидящей, забрал её правую руку, медленно стянул перчатку. Горячие пальцы поразили, Анри прижал их к своему лицу, невольно закрывая глаза.

– Вы замёрзли? – прошептала Мари, не отнимая свою руку от прохладной кожи, минуту назад касавшуюся её, но тогда, во время поцелуя, эта прохлада не так была заметна.

Анри сместил горячую ладошку выше к своему виску и опустил к губам, перехватывая пальцы и целуя их. Движение прерывистого воздуха коснулось его лица, и Анри поднял глаза: губы Мари были приоткрыты, а взгляд… Юноша зацепил край второй перчатки и ещё медленней, чем прежде, потянул вниз, обнажая нежную кожу. Невольно удивился, почему прежде не уделял внимание простому движению, от которого спазмы сжали горло: так много было личного в этом малом знаке.

Не выдержал – прижался губами к освобождающейся от кружева коже, лёгкими поцелуями касался руки, обойдя тёплый браслет и остановившись на ямочке в центре ладони.

– Ваши браслеты нагрелись, – шепнул в ладонь, целуя её и касаясь пальчиков.

Мари долго не отвечала:

– Мы с вами в расчёте? – потянула руку, забирая её у Ленуара.

Анри поднялся и присел на софу, улыбнулся одними зелёными глазищами:

– Не совсем. Остался ещё один…

Мари даже откинулась на ручку софы:

– Прошу вас, не надо, – выставила умоляюще ладонь. – Признаю, это было неожиданно, я… потерялась… Вечер только начался, а у меня уже…

– Что? Расскажите… – руки девушки дёрнулись, не позволяя дотронуться, и всё, что ему досталось – перчатки.

– Я не хотела этого… – она прямо взглянула в ответ, – простите… Нам лучше вернуться.

Она взяла маску, а Ленуар улыбнулся:

– Если вам в ней неудобно, просто воткните в волосы или на платье белый цветок. Вот в эту петличку. Вы же знаете, для чего она?

– Зачем?

– Когда поцелуй удался, сирра цветком как бы объявляет, что спутник найден и больше никому не позволит себя поцеловать. Я вас уверяю: никто не осмелится к вам даже наклониться.

Мари хмыкнула, продолжая завязывать ленты под причёской: