Наверное, не стоит рассказывать о таком. Кому? Виросске? И её безумной сестрице? Они ведь чужие. А чужим доверять не след. И своим-то с опаскою надо. Но молчать почему-то не получается. Не оттого ли, что Летиция слишком уж долго молчала?
Замалчивала?
– Он вывел меня из дворца. Впервые. Мне было… шестнадцать, кажется. И до того я не представляла, что может быть другая жизнь. Совсем-совсем другая. Я… выезжала в город, конечно. Как без этого? Мы наносили визиты и вообще…
– Но во дворцы, – тихо произнесла Яра.
– Да. В другие дворцы. И они от нашего мало отличались. А тут… мы свернули куда-то, и я из окна смотрела на черные дома. Улица была такой тесной. И темной. Колеса громыхали. И я почти не слышала ничего, кроме этого грохота. А потом был мост. Тоже нелепый, весь облепленный домами. Будто над рекой еще одну улицу проложили. От реки дурно пахло. И на том берегу тоже.
Летиция замолчала, вспоминая те эмоции.
Удивление? Пожалуй.
Отвращение. Смрад из сточных канав оглушал. И казалось, что она вся сама пропитается этой вот вонью.
Страх.
Черное строение на углу двух грязных улиц возвышалось над окрестными домами. Оно показалось зловещим. И вдруг появилось желание сбежать. Но она оперлась на руку того, кого полагала наставником и другом. Надо будет написать ему письмо.
Узнать о нем.
Может, Летиции повезло, и он жив. Матушка ведь… она бы не стала. Она была сердита, несомненно, но не настолько же, чтобы спровадить на плаху. Да и слухи пошли бы.
Именно.
Стало быть, просто сослала. А целители долго живут. И он обрадуется. Летиция расскажет… о том, что забыла. И о том, как вспомнила.
И…
И быть может, даже навестит. Или наоборот, пригласит… только куда? Домой ей возвращаться нельзя.
– И… кто это был? – не выдержала рыжая, а Мудрослава зашипела. – Чего? Интересно же ж…
– Была, – поправила Летиция. – Это была женщина. Очень красивая женщина. А еще у нее имелся сын. Он женился и привел в дом жену. Тоже красивую.
– И они не ужились.
– Та, другая, пыталась отравить их. Точнее травила. Долго. Медленно. Оба заболели… и все же остались живы. Та, другая, оказалась слишком неосторожна и все выплыло. Её судили и казнили. А та женщина, она еще долго болела. И сын её. Он утратил разум, то ли от яда, то ли от горя. Она, пожалуй, что тоже… ей мерещилась жена её сына. Сперва в служанке. Она убила её первой. Напоила сонным зельем. И обрезала волосы. Потом сама стала выходить. Искать. Она убивала и остригала, а тела на окраину выносил сын. Он жалел женщин, вот и укладывал их осторожно.