– Что с настоящею стало? – поинтересовалась она, подумав, что матушка огорчится. Впрочем, одним поводом больше, одним меньше.

– Думаю, давно уже того… сожрала, – рыжая дернула плечом.

– Какие выражения, ваше величество, – с насмешкою сказала ведьма. И поглядела на Летицию. – У тебя помада размазалась. Вот, взгляни.

И зеркальце протянула.

Только от этого зеркальца Летиция отступила подальше. Не такая уж она дура, чтобы в ведьмины зеркала глядеться.

– Кто ты? – потребовала ответа Мудрослава. – И… что тебе надо?

– Ведьма, – Летиция все же взглянула.

И прищурилась.

Обличье ведьмы поплыло. Будто… будто и вправду маска, только иного нематериального свойства.

– Она… старая… очень. Притворяется молодой, но на самом деле ей даже не сто…

– Почти триста, – сказала ведьма, скидывая украденный облик.

И обернулась девицей.

Красивой.

Летиция даже ощутила укол ревности. Не бывает, чтобы вот так… в триста лет… матушке уже за сорок и у неё морщины. А у этой лицо гладкое, белое. Черты изящные, только… только неживое оно, это лицо. И глаза мертвые.

Нехорошие глаза.

Смотрит с прищуром. С насмешкою.

– Знаешь, а потому-то твой брак и допустили, – произнесла Яра. – Ну, она-то могла прикинуться мужиком. Но прикинуться – одно, стать – другое… и я знаю тебя.

– Как не знать, государь милостивый, – ведьма издевательски поклонилась. – Когда я вас спасла.

– Спасла… Древояр женился. Еще когда. И жену свою прятал… один лишь раз на пиру она была. И я узнал. Все думал, где же я руки эти видел, такие белые, такие… ни у кого больше таких не было.

А и вправду хороши. Узкие ладони, тонкие пальцы. Вот самой Летиции руки от матушки достались, все же не хватает им толики изысканности.