— Неужели ничего не чувствуешь, кроме похоти? — ладони Вильяма заскользили по его обнаженной груди к животу.

Мышцы напряглись от его прикосновений и тепло расползлось по коже. Вильям приподнялся и поцеловал сосок Тартаса. Поиграл с ним губами и поводил языком вокруг, а потом нежно прикусил. Тартас медленно выдохнул.

— Например, удовольствие от моих прикосновений? — Вильям продолжал поглаживать живот Тартаса, намеренно опуская руки к его паху и возвращая обратно.

— Допустим, — сдавленно произнес Тартас, которому от прикосновений Вильяма трудно было не только говорить, но и продолжать думать.

— Желание, чтобы я к тебе прикасался? — спросил Вильям и закружил языком вокруг другого соска Тартаса.

— Есть такое, — медленно вдохнул Тартас.

— Ты думаешь обо мне, когда остаешься один? — Вильям укусил Тартаса за сосок и погладил пальцами кожу в районе паха.

— Иногда, — признался Тартас.

— Только иногда? — Вильям заскользил языком вдоль мышц живота Тартаса. — Или немного чаще, чем иногда? — еще чуть-чуть, и его губы опустятся ниже, и тогда Тартас определенно закроет глаза от удовольствия.

— Возможно, немного чаще, чем иногда, — ответил Тартас и прикусил губу, глядя, как все ниже и ниже опускается голова Вильяма.

— Ты волнуешься за меня? — Вильям начал гладить внутреннюю поверхность бедер Тартаса. — Волнуешься из-за того, что кто-то может мне навредить? Или пытаться принуждать меня делать то, чего я не хочу?

— Да, меня это беспокоит, — ответил Тартас.

Вильям подул на возбужденную часть Тартаса и облизал губы.

— Но это уже не только похоть, — он обхватил его ладонью и стал плавно водить рукой вверх и вниз. — А много разных чувств, которые ты запихнул в одни рамки, не желая признавать правду.

— И какая же это правда? — Тартас внимательно смотрел на него.

— Что вольно или невольно ты начинаешь в меня влюбляться, — Вильям провел по нему языком и сильнее сжал пальцы. — Иначе не стоял бы сейчас голым перед мной и не отвечал бы так терпеливо на мои вопросы, пока я тебя дразню, — Вильям снова лизнул его.

Тартас прижал ладони к лицу и застонал.

— Ты один из немногих любовников, — продолжал доводить его Вильям, — которые могут неподвижно ждать, а не пытаться побыстрее урвать свое удовольствие. Обожаю твою сдержанность, — он поманил его губами. — И не прижимай к лицу ладони: инфекцию занесешь, а мне потом тебя лечи!

— Я сам себя вылечу, — простонал Тартас, но руки опустил.

— Или так, — улыбнулся Вильям и снова подул на него. — Интересно, сколько еще ты выдержишь?