Он даже заговорить не сразу смог, хотя от него это и не требовалось. Аудроне смотрела в потолок и совершенно по-дурацки улыбалась. Умная и гениальная профессор А. Мэль превратилась в женщину, которой стало на все наплевать. И для обретения этой внутренней свободы ей не понадобилось опустошать запасы спиртного в баре, что казалось непостижимым и впечатляющим одновременно.

— Спасибо, — прошептала она, обращаясь, скорее, ко Вселенной, а не к Киарану.

Он поднял голову и взглянул на ее лицо.

— Я люблю тебя, моя Буря, — произнес на дженерийском со всей серьезностью. — И не понимаю, за что ты благодаришь меня.

Она одарила его покровительственной улыбкой и подмигнула:

— За то, чьито ты у мьеня ес-с-сть.

Аудроне опустила ноги и обхватила бедрами талию Киарана, а он подсунул руки ей на спину и прижал к себе.

— Если бы кто-то вернул меня в прошлое и спросил, хочу ли я изменить свое будущее и никогда не встречаться с тобой, я бы послал интересующегося к Сахиде. Ты не просто глоток свежего воздуха в моей скучной и однообразной сексуальной жизни, милая. Ты Буря, которая сметает все на своем пути. И этот мир может катиться куда угодно, пока ты рядом со мной.

— Какое гор-р-рячье пр-р-ризнанье, — заулыбалась она. — Я пр-р-рьямо снова начьинаю воз-з-збьюждаться…

— Дженерийцы могут быть внешне очень спокойными и холодными. Но внутри… Внутри у нас горит огонь, которым мы делимся только с теми, кого любим. Мой огонь горит для тебя. И так будет всегда, пока я существую.

* * *

Вильям лежал на диване с гостиной съемной квартиры и неспешно попивал атероль из стакана. Из головы не лезли мысли о необходимости принести в жертву Аудроне. Почему все делается чужими руками? Почему именно его, Вильяма, заставляют так жестоко и страшно поступить? Неужели не существует варианта счастливого финала, в котором бы все близкие ему люди остались живы?

Безусловно, когда-то он верил в ценности «Зари». В справедливость, главенство закона и равноправие — слова, которые и по сей день не были для него пустым звуком. Но теперь Вильям оказался обременен житейской мудростью: ни одна борьба за власть не обходится без уклонений от первоначальных постулатов.

Вильям хмыкнул и глотнул вяжущую язык жидкость. Сбежать бы от всего куда подальше, так ведь не дадут же. А умереть на свадьбе, отказавшись выполнить приказ организации, которой он столько лет верил… Пожалуй, это наиболее правильный способ уладить все проблемы с собственной совестью.

В дверь позвонили. Вильям нехотя встал с дивана и оставил стакан с недопитым атеролем на журнальном столике. На голограмму домофона не смотрел. Какая вообще разница, кто приперся? Вильям-то все равно не жилец…