Таков смысл круговорота вещей.

Так что нет, Танатос не ненавидел смерть. Ему нравилось называться богом смерти — и это, хоть и было ложью, оставалось при этом правдой в большом многообразии совершенно разных смыслов.

Танатос думал об этом много... Очень много, особенно после того, как Ли умерла (или он верил, что она умерла, что для горя по сути одно и то же). Он не ненавидел смерть… Но то, что её прославляет и возвеличивает — определённо, ненавидел. А что есть война по сути своей, если не возвеличивание, прославление смерти, искажение взгляда на неё? Потому что да, нет ничего плохого в смерти как таковой. Все умирают. Всё умирает. Только вот в свой срок, верно? И он, этот срок, и так короток. Даже в их век развитой регенеративной медицины. Что такое пятьдесят, сто, двести, да даже триста лет? Это объективно мало. Нужно спешить, чтобы всё успеть — и то многого не успеешь. Сказать, сделать, почувствовать… И вот тут загвоздка.

Война — это пиршество бессмысленной, преждевременной, случайной, слепой, нелогичной смерти. Тысячи оборванных нитей, несказанных слов, непрожитых жизней — вот подлинная цена войны. Потому что и истребление врагов, и героическое самопожертвование, и зачистка нежелательных элементов, и построение справедливого миропорядка, и необходимые на пути к светлому будущему жертвы, и многое другое — это всего лишь более красивые имена для убийств, разрушений, горя и потерь. Смерть остаётся смертью, как её ни украшай, каких новых эпитетов для неё ни придумывай. Бессмысленная, жестокая, преждевременная — именно такая смерть была и будет вечной спутницей войн. Эта неправильная смерть всегда будет приходить с ними. Она будет скользить за армиями вслед уродливым призраком, наспех наряженным для маскировки в обрывки агиток и знамён. Она будет там, пока на свете есть войны. То есть — всегда и во веки веков, до последнего человека. Амен.

Всё так. И есть на свете вещи, за которые, видит космос, стоит драться. Но останавливаться на этом пути тоже нужно уметь; личный выбор тоже отрицать нельзя. Многие даже после того, как стихли выстрелы, всё ещё хотят носить войну в своих сердцах — так будет же по воле их.

Но не он.

Танатос, созданный для смерти и войны, больше всего на свете хотел вернуться с этой самой войны. И больше никогда не убивать.

Особенно актуальным это вдруг стало теперь, когда оказалось, что его Ли всё же жива. Свобода в их руках и режим Эласто пал. Теперь… он не хотел больше драться, множить смерть и ненависть своими руками и делами, принимать тяжёлые решения и играть чужими жизнями. Возможно, он пока что не был готов последовать по пути Амано, но однажды…