Танатос понял для себя главное: он, бог смерти, отчаянно хотел просто жить. Сейчас, найдя Ли — возможно, даже больше, чем когда-либо раньше. Сам тот факт, что она жива, таил в себе величайшую победу над смертью. И по сравнению с этим все другие преграды, включая тот самый пресловутый контекст, казались удивительно второстепенными. Всё можно исправить, пока ты жив, верно? Даже ту их личную планету, на которой можно быть свободными вдвоём. Устроить библиотеку, и слушать, как играет на старинных пластинках их ровестник, джаз, и распивать чаи по утрам, и считать закаты...
Возможно. Теперь возможно всё... Однажды. Если того будут хотеть они оба, ничего невозможного нет.
Но пока что рано думать об этом.
Пока что он, мысленно зависнув на границе между виртом и реальностью, нёсся сквозь лес на скорости, едва ли доступной кому-то из смертных. На то он и бог, ха! Бог из пробирки, конечно — но, собственно, как и всё вокруг.
Искусственно воссозданная природа Земли Изначальной жила и дышала вокруг. Танатос с удовольствием вдыхал этот запах, который раньше ему ощущать не приходилось. Смола, хвоя, цветы. Поразительно комфортная картина, потрясающе красивая природа, тихая и, в отличие от большинства других планет, идеально подходящая для людей. Мир, созданный богатыми гвадцами для себя — натуральный, просторный и безопасный. Усовершенствованная копия потерянной колыбели человечества... или, по крайней мере, части её.
Танатос подумал вдруг, что многие из тех, кто оплачивал из своих карманов создание Нового Олимпа, жили тут. А некоторые всё ещё живут. В окружении природы, в безопасности, в комфорте — именно здесь, на так называемом “треугольнике планет разума”, в семейных резиденциях спрятались они от войны. Да, некоторые из них были перемолоты жерновами переворота или погибли. Но пример того лорда, что занял на эвакуационном шаттле место сестры Ли, показателен. Многие вовремя переобулись, правильно себя повели, посыпали головы нужным пеплом, поделились семейными состояниями с нужными фондами… и остались. Здесь, в безопасности. Они не лежали на лабораторном столе, не переживали отладку, не теряли товарищей, не убивали любимых. Они жили здесь всё это время… И, вдыхая запах хвои, проскальзывая мимо сигналок и ловушек, Танатос изо всех сил старался подавить душную ярость, поднявшуюся в душе.
Ненависти и так слишком много. Нет смысла и дальше искать виноватых. Нельзя позволять зёрнам этой ненависти прорастать.
Даже если очень,
“Эй, бог смерти. Ты там умер или как?” — этот вопрос выбил его из паутины мрачных мыслей качественнее тарана.