Впервые с тех пор, как Гисла увидела Хёда в крепости ярла Бенджи, на ее губах заиграла улыбка.

22 мили

22 мили

Через двадцать две мили после границы с Берном, за день пути до Храмовой горы, Хёд крикнул, чтобы люди короля остановились. Еще до рассвета начался мелкий дождик, и высохшая за долгое лето земля жадно пила ценную влагу. Но к полудню дорога к горе превратилась в непролазную топь.

– Стойте! – кричал Хёд. – Воины короля, остановитесь.

– Что там у тебя? – гаркнул в ответ кучер. – Если остановлюсь, мы завязнем.

– Стой, – настаивал Хёд, но и кучер, и конные воины у кареты не обращали на него внимания.

– В полумиле впереди нас среди деревьев прячутся люди! – заорал Хёд, но кучер снова щелкнул хлыстом, подгоняя лошадей. – Мне это не по душе.

Он никогда прежде не бывал на дороге из Берна на Храмовую гору и не знал ее, но далекое биение сгрудившихся вместе сердец, которое он услышал, – около дюжины слева от дороги, еще дюжина справа, – казалось, плыло над землей. Значит, люди скрывались в кронах деревьев. Они молчали, и потому он не мог разобрать их мотивов, но одно было ясно: они ждали процессию короля.

– Что кричишь, северянин? У нас сотня людей, и над нами реет знамя короля. Там, под деревьями, горстка перепуганных бродяг, что не принадлежат ни к единому клану и теперь трясутся от страха, – бросил Хёду ближайший к нему всадник.

Процессия продвигалась вперед по густой грязи. Воины у кареты явно не собирались прислушаться к его предостережениям.

– Банрууд! – заорал Хёд, но король, ехавший в голове каравана, не придержал коня и ничем не показал, что услышал его крик.

Всадники, окружавшие карету, принялись на чем свет бранить его за неуважение.

– Слепой северянин нашему королю не указ, – выговаривал ему один из стражей.

– Да кем он себя возомнил? – крикнул воин, скакавший перед каретой. Все они слышали его, но не собирались прислушаться.

– Весь день сидит, будто важная дама, небось уже вымок до костей, – тихо вставил кто‐то еще.

Все они смеялись над тем, что он отказался ехать верхом, когда думали, что он их не слышит.

Кучер все гнал вперед, не обращая внимания на его призывы, а страж по другую сторону кареты велел ему больше не причитать.

Они не собирались прислушиваться к его словам, предупредить ехавших впереди, он же не собирался спрыгивать со ступеньки и кидаться вперед, размахивая руками. Там, где он был теперь, пользы от него было больше.

Он слышал женщин в карете. Они не спали и чутко прислушивались к происходившему снаружи.