Девушка лежала скорчившись, словно замерзла. Такая вся...

Легкая, воздушная, удивительно красивая даже после смерти. И на голове — веночек из белых роз.

Вот этот венок Ганца и добил.

Мужчина аж зубами заскрипел.

И ведь это явно та же мразь! Тот же почерк!

Порезы, раны, отрезанный мизинец... да когда ж ты угомонишься, сволочь?

Хотя ответ Ганц тоже знал.

Ни-ког-да.

Бешеный пес будет рвать людей, пока его не убьют. Это понятно. Хоть и жалко собаку, но — выбора здесь нет. Или ее жизнь, или твоя.

В данном случае — или жизнь мерзавца, или жизнь девчонок. Таких вот, молоденьких, глупых... на этой была только рубашка.... какая-то странная. Балахон, застегивающийся сзади на пуговицы.

Ганц задумался.

И не сразу услышал детский голос.

— Дяденька, дай монетку?

Очередная попрошайка.

Девочка лет пяти, может, чуть постарше, тощая, в немыслимых лохмотьях, с чумазым личиком, смотрела на него серьезными голубыми глазами. И Ганц не выдержал.

Достал монету из кошелька, полновесную, серебряную, протянул девочке.

— Убери, чтобы не отняли. И вот тебе пара медяков...

Монетки мелькнули и исчезли. Девочка шмыгнула носом, вытерла его лоскутом и вздохнула.

— Тебе ее тоже жалко, да?

— Жалко.