И Алекс принялся драить палубу, насвистывая про себя. Решение было принято.

Хоть одной гадине, но он отомстит за свою поломанную судьбу!

Никуда ты, стерва, не денешься!

Блевала Лиля примерно дня три.

Потом организм кое-как адаптировался.

Она уже могла вставать, уже могла пить воду, и даже удерживать ее внутри, уже позволила себе размоченный в воде матросский сухарь.

Да, есть такая хитрушка. Сухарь надо размачивать, а если его грызть насухую, можно попрощаться с зубами. Навечно. А еще в галетах и сухарях водятся долгоносики. Личинки. И лучше размочить сухарь, чтобы они все выплыли, не то можно наесться хлеба с мясом. Лиля была лояльна к китайской и африканской кухне, но кушать насекомых? Нет, не хочется...

Энтони заходил несколько раз.

Принес кое-какие книги, принес ткани, нитки, иголки, даже ножницы.

Из позолоченного серебра!

Даже чтобы отрезать такими ткань, придется час страдать. А чтобы кого-то заколоть?

Даже не смешно. Неделю можно тыкать в туловище, но так и не повредить жизненно важные органы. Орудие пытки, не иначе. Измучить человека можно, а угробить нельзя.

Появление Лофрейна вызывало у графини такие рвотные спазмы, видимо, на нервной почве, что Энтони не оставался в каюте больше, чем на пару минут.

Попытка прислать лекаря, закончилась злобным графским рыком и помойным ведром, которыми попытались огреть «клистирную трубку». А чего с похитителями церемониться?

Такой агрессии докторус не ожидал, прилетело ему качественно, окатило еще лучше — так что графиня, к полному своему удовольствию осталась без медицинской помощи.

Но на четвертый день тошнота прекратилась, и Лиля кое-как смогла передвигаться.

Положила руку на живот.

Под пальцами потихоньку пульсировало.

Брюшная артерия?

Лиля была свято уверена, что уже — УЖЕ — ощущает своего ребенка.