И, наконец, Рым и Ленни. Перед ними я была виновата больше всего. Мой брат, по которому я скучала каждую секунду те долгие десять лет, когда его не было рядом, и Ленни, маленькая Тень, которая почему-то за эти пару дней стала для меня такой родной, будто я знала её тысячу лет… или даже дольше.

Я всего лишь написала о тебе сказку, милая девочка. Я даже не дала тебе имени. Но ты ожила… проклятая, несчастная, бессмертная… Почему? Как мне исправить эту ошибку? Как дать тебе возможность жить дальше той жизнью, которую ты заслуживаешь, как подарить право на счастье? А Рым… Олег… Как мне вернуть нас обоих в тот мир, откуда мы пришли?

А главное — хочу ли я этого…

— Я демиург, — первые слова дались мне труднее всего. — Вы, наверное, понимаете, что это означает? Там, в том мире, откуда я родом, я написала книгу. Книгу о тебе, Милли. Я придумала Эрамир, Мирнарию… я придумала всё. Ну, или почти всё. В том пророчестве, которое ты не помнишь, говорится: однажды в мир придёт сила, равной которой не будет. Силой этой можно будет изменять всё, стоит только пожелать. И разделит владелица этой силы её со своей любовью. Это рассказал мне Робиар.

— Стоит только пожелать…— прошептала Милли. Я кивнула.

— Да, именно так. Но Творцы не могут изменять свой мир, находясь в нём, иначе погибнут или сойдут с ума. А вот если отнять у меня силу, то…

— Я вспомнила! — Милли вскинулась, зло сверкнув глазами. — Отец говорил мне это, когда я была ребёнком. Но я думала, это сказка. Сказка про Творца. Он говорил, что если отнять у демиурга силу, то ею можно будет безнаказанно пользоваться. Так вот что он хотел с тобой сделать. Провести обряд на крови… Заставить полюбить и отдать силу… Но зачем?! Чего отцу ещё не хватает?

Я смотрела на Милли, чувствуя такую обжигающую вину, что казалось, будто у меня сейчас закипит кровь.

В этот момент Ленни взяла меня за руку, и почему-то сразу стало легче, будто она забрала себе часть моей боли.

— Робиар, по-моему, хочет уничтожить Эдигора, — ответила я, сильнее сжимая руку своей Тени. — Он говорил об императоре с такой ненавистью…

— Что? — Эмиландил, кажется, удивилась. — Но ведь…

Она запнулась, зелёные глаза широко распахнулись — то ли удивленно, то ли понимающе. А я, воспользовавшись паузой, тихо сказала:

— Простите меня. Все простите. Во всём, что с вами случалось в жизни, виновата я. Я это придумала, когда писала книгу. Но я не знала, что вы живые, настоящие, что это всё происходит на самом деле.