— Я-то думал, будет простой деревенский мальчишка, которого я стану опекать и, возможно, даже возьму в воспитанники. А тут — наследник, будущий император!

— Сейчас ты скажешь, что не имеешь понятия, почему он родился именно императором, да? — нахмурилась я, и Вейн, увидев выражение моего лица, рассмеялся.

— Нет, Линн, ответ на этот вопрос я знаю совершенно точно.

— Да? — обрадовалась я. — А почему?

И опять на его лице промелькнуло что-то ласковое, нежное, заботливое…

— Потому что Эдигор рос рядом со мной. Ты же помнишь, кем он был в вашем мире — обычным парнем, булочником без образования, добрым, но простым. Но, скажи мне, сколько таких простых и добрых, растущих без отца, становятся преступниками? Сколько мальчишек, вместо того, чтобы работать день и ночь, как делал Игорь, начинали воровать, пить, употреблять наркотики? Если бы твой муж родился и вырос в вашем мире в другой семье, он добился бы гораздо большего. Потому что у Игоря, в отличие от многих, есть внутренняя сила. Понимаешь, Линн, он стал императором, потому что он этого заслуживал. Эдигор —настоящий император, император по сути, а не по рождению.

— А-а-а… Э-э-э… — Какое-то время я была способна только на бэканье и мэканье. — А я думала, императорами не рождаются, а становятся…

— Так и есть. Но ты забываешь, что Эдигор, в принципе, никогда не был ребёнком. Глубоко внутри него жила память о прошлой жизни. Часто я, глядя на него, видел не маленького мальчика, а взрослого мужчину. И я рад, что у Эрамира был именно такой император.

Я опустила глаза.

— А теперь я у вас его отниму.

Вейн мягко улыбнулся, приподняв мою голову кончиками пальцев.

— Не думай об этом, Линн. Эдигор ведь сказал тебе — с тем, что касается его жизни, он разберётся сам.

— Да, — я кивнула. — И я понять не могу, почему он это сказал.

— Потому что Эдигор — настоящий император.

Глядя на удивительно-ласковую улыбку Хранителя, я вдруг подумала, что он, возможно, сам того не зная, стал для Эдигора — и для Игоря заодно — тем, о ком муж всегда мечтал. Отцом.

— Зачем ты принесла с собой рукопись? — спросил Вейн, косясь на стопку бумаги, которую я оставила на столе.

— Ну… — я смущённо улыбнулась. — Есть кое-что, чего я совсем не понимаю. Там, в своём мире, я написала книгу о Милли, но потом, когда я перенеслась сюда, события изменились, причём изменились кардинально. Не из-за меня, а сами по себе. Знаешь, когда я наконец вспомнила, что взяла рукопись с собой, то ожидала, что там всё уже переписалось… ну, как по волшебству. Но нет — каждое слово на месте. И я не понимаю, Вейн. Я же демиург. Наверное, как я написала, так и должно случиться? Но если это правда, то почему тогда события изменились?