— И она сделает это снова? – Анвиль с почтительным уважением обходит притихшую пушку.

— Ну, я очень на это надеюсь, - все же улыбаюсь я.

— И остальные тоже?

— По-хорошему, их все нужно сначала опробовать. Пристрелять. Обучить артиллерийские расчёты слаженной стрельбе. Определиться с логистикой доставления боеприпасов на огневые точки.

Судя по лицу Анвиля, я говорю какую-то непроходимую ерунду.

— Как думаешь, сколько у нас еще времени? – подхожу к нему.

Муж смотрит в сторону остатков крепостной стены и отрицательно качает головой. Перевожу взгляд туда же – у стены оживление, бойцы проверяют оружие и выглядываю на ту сторону.

Похоже, к нам уже идут.

Что ж, нам остается проверка боем – отвратительная ситуация в случае огнестрельного оружия, которое может банально рвануть на месте.

— Значит, узнаем обо всем на месте, - пожимаю плечами. – Но только действовать надо быстро – вытащить пушки, порох, картечь, разместить все по местами и хотя бы в двух словам объяснить бойцам, как ими пользоваться.

«Объяснить в двух словах» - феерическая чушь, глупее даже придумать сложно.

Анвиль тут же отдает приказ вытащить и орудия, и боеприпасы к ним.

— Маги пусть прикрывают пушки, - говорю ему, а сама направляюсь к стене.

— Ты куда? – одергивает меня за руку.

— Простите, Ваше Величество, но позвольте немного и своей жене погеройствовать. Я же должна всё всем объяснить и показать.

Почти слышу, с каким скрежетом смыкаются челюсти моего драконяки.

— Мы все либо победим, либо нет, - останавливаюсь, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Не все. Я распорядился вывезти Амелию из замка если станет совсем туго. Ее отвезут в Драггат – единственную оставшуюся крепость, где она будет в полной безопасности, где ее обучат быть драконом. Она выживет. В любом случае. А что делать дальше – решит сама.

Моя первая реакция – раздражение. Откровенное и внезапно поднявшее голову раздражение. Наверное, оно навеяно многочисленными статьями и посылами из родного мира, вроде тех, где говорится: «я сама все решаю». К счастью, успеваю закрыть рот прежде, чем с языка срываются первые язвительные слова. И только потом начинаю думать. А ведь у меня даже мысли не было, что мы можем проиграть. Ну, то есть я вроде понимаю, что сегодняшний или завтрашний день могут быть последними для нас, но при этом понимаю как-то все равно размыто, как будто в тумане, без каких-либо вариантов действий на этот счет.

А они должны быть. Должны быть даже если не будет меня, если не будет Анвиля.