— В данный момент я ничего не могу сделать, — сказал Эмброуз. — Но смогу после прилива.
— В данный момент я ничего не могу сделать, — сказал Эмброуз. — Но смогу после прилива.
Надежда воспарила. Будь у Балларда более нежная натура, он бы обнял своего колдуна:
Надежда воспарила. Будь у Балларда более нежная натура, он бы обнял своего колдуна:
— Делай то, что должен.
— Делай то, что должен.
Эмброуз поднял руку, его лицо было мрачным:
Эмброуз поднял руку, его лицо было мрачным:
— Подожди. В лучшем случае это плохое решение, и, честно говоря, я думаю, что тебе следует отказаться.
— Подожди. В лучшем случае это плохое решение, и, честно говоря, я думаю, что тебе следует отказаться.
Баллард нахмурился:
Баллард нахмурился:
— Что случилось?
— Что случилось?
— Прежде чем скажу, я хочу, чтобы ты обдумал другой вариант, — голос Эмброуза был таким же твердым и бесстрастным, как и выражение его лица. — Грантинг произвел на свет Гэвина, — он замолчал, увидев сердитый взгляд Балларда. — Кровь хлещет наружу, господин, сильнее проклятий. Женись снова, роди сына своей крови, — он указал на дверь. — Это существо там — не Гэвин. Прояви милосердие и всади в него стрелу.
— Прежде чем скажу, я хочу, чтобы ты обдумал другой вариант, — голос Эмброуза был таким же твердым и бесстрастным, как и выражение его лица. — Грантинг произвел на свет Гэвина, — он замолчал, увидев сердитый взгляд Балларда. — Кровь хлещет наружу, господин, сильнее проклятий. Женись снова, роди сына своей крови, — он указал на дверь. — Это существо там — не Гэвин. Прояви милосердие и всади в него стрелу.
Внутри Балларда поселилась тупость, за которой последовала волна бессильной ярости. Из его горла вырвалось рычание, такое же звериное, как звуки, которые издавал его измученный сын в своей спальне. Он ударил кулаком по неподатливому камню стены. Его глаза наполнились слезами, когда ударная волна боли поднялась по руке и отдалась в плечо. Эмброуз не дрогнул перед гневом своего господина. Он спокойно ждал, пока Баллард расхаживал перед ним, ругаясь и баюкая свою руку.
Внутри Балларда поселилась тупость, за которой последовала волна бессильной ярости. Из его горла вырвалось рычание, такое же звериное, как звуки, которые издавал его измученный сын в своей спальне. Он ударил кулаком по неподатливому камню стены. Его глаза наполнились слезами, когда ударная волна боли поднялась по руке и отдалась в плечо. Эмброуз не дрогнул перед гневом своего господина. Он спокойно ждал, пока Баллард расхаживал перед ним, ругаясь и баюкая свою руку.